Кто с перформансом к нам придёт...
Роман Носиков о скульптурной куче в центре Москвы
Москва — это не просто столица нашей Родины. Это еще и культурный центр, притягивающий к себе творцов со всего мира.
Притянула Москва и швейцарского скульптора Урса Фишера, который установил… нет, про это нельзя сказать «установил». Фишер отложил на Болотной площади произведение. Нет, я правильно закончил фразу. Я и не намеревался произносить слово «искусства». Просто произведение.
Произведение называется «Большая Глина №4» и по форме напоминает… э… Ну, это как если бы кто-то выгуливал на Болотной площади собаку размером с бронтозавра и не убрал за собой. В общем, если отбросить в сторону все эвфемизмы и журналистское лицемерие, то выходит, что на Болотной площади нагадили.
Инсталляция, разумеется, произвела фурор. А как могло быть иначе? Именно поэтому художники и гадят. Получилось прямо как в анекдоте про современное искусство: «Если сначала навалил кучу под дверь, а потом позвонил — инсталляция, а если наоборот — перформанс».
Итак, у нас имеется куча. Осмелюсь уточнить — куча, согласованная городскими властями. И вот это кроткое согласие не то, чтобы удивляет — удивляться мы отучены, — но как-то все же… Не слишком ли прямолинейно разрешительные власти выражают свое отношение к населению?
А население — обиделось. Оно в Москве жить пытается и работать, ездить, гулять, детям показывать красоту родного города, и тут вот такое.
Что характерно, у «приличной публики» о произведении — прямо противоположное мнение. Она в таком восторге, что, кажется, жалеет, что произведение еще и не пахнет в соответствующем ключе. Наше возмущение вызывает у нее вдохновение на жанр отповеди, в котором эти люди и соревнуются.
«Приличный человек не должен слушать крики толпы, особенно ее ненависти, не говоря уж о том, чтобы присоединяться… — сообщает, например, Григорий Ревзин. — Любое произведение художника теперь является пощечиной общественному вкусу, это часть замысла. Благо в городе всегда есть вкус, который оно оскорбит, а зависеть от айфона, зависеть от шансона — не все ли нам равно, от кого-нибудь да прилетит. Что за памятник без скандала? Что за свадьба без драки? С этой точки зрения «Большая глина №4» очень удалась».
Вот она, мечта изряднопорядочного человека, случайно вырвавшаяся через лицемерие. Вот чего хочет публика со светлыми лицами. Она хочет давать нам пощечины и игнорировать «крики толпы». Потому что у нас красоты в глазах нет, когда смотрим вот на такое.
«Ничего особенно плохого в скульптуре нет, — вторит Ревзину Ирина Стрельникова. — И именно перед входом в центр современного искусства ей и место… Нет, это вообще ни разу не худшее из того, что устанавливается в Москве (например, несравнимо лучше памятника Владимиру, Калашникову или Табакову)».
Аргументы Ирины пугают. Такое ощущение, что само существование Салавата Щербакова, который обставляет Москву чугуниевыми изваяниями с постоянными ошибками и неточностями, является эсхатологическим вызовом Вселенной, объектом священной войны, которая оправдывает любые средства, включая пытки москвичей многотонным творчеством кого угодно.
Андрей Макаревич, в свою очередь, посетовал на наши представления о прекрасном:
«Удивительно, сколько вони поднялось по поводу этой скульптуры. Я и раньше особых иллюзий насчет массового вкуса наших жителей не питал. Но уровень безграмотной агрессии зашкаливает. К сожалению, если в голове человека одно говно, то других ассоциаций эта голова родить не может».
В общем, вы сами виноваты, когда видите дерьмо. Это оно у вас в голове потому что.
Но знаете, что забавно? Их возмущает не столько то, что нам что-то не понравилось, а то, что мы осмелились озвучить наше неудовольствие.
С их точки зрения, мы просто недостойны иметь право на какое-то недовольство. К тому же, нас вообще не спрашивали. Кто же будет спрашивать каких-то там пролетариев? «Анчоусов», «вату» и так далее по списку?
И вообще, мы в их глазах совершили страшное преступление — мы выразили недовольство чем-то западным! Какие-то Ваньки смеют называть дерьмом то, что создал импортный человек с европейской фамилией! Да какое они имеют право?!.
И вот на этом стоит остановиться, чтобы кое-что разъяснить.
Так вот, дорогая «интеллигенция». Мы здесь имеем право на все. На том основании, что мы — народ Рублева,Чайковского, Петрова-Водкина, Кандинского. Мы вмещаем в себя и православные иконы, и советские плакаты. Мы шире Европы, глубже ее и подлинней.
Наше искусство принадлежит нам, а не кучке галерастов. Это наш город, наши площади и наше общественное пространство. И оно должно выглядеть так, как хочется нам. На том основании, что Россия — это не глухая отсталая провинция Европы, обязанная подражать всему, что происходит на Западе, и тащить к себе любую европейскую моду, лишь бы приблизиться к культурным центрам. Россия — сама культурный центр. С совершенно особым восприятием красоты и гармонии.
Мы не обязаны любить европейское дерьмо. Мы не обязаны терпеть пощечины нашему вкусу. И если мы считаем, что чему-то в нашем городе и нашей стране не место, этого не должно быть. Ни дерьма, ни гей-парадов, ни беспорядков.
Мы имеем полное право требовать от вас вежливости, уважения и корректности в наш адрес. Чтобы вы хотя бы внешне стали похожи на интеллигенцию великой страны с великой культурой, а не вываливали на всеобщее обозрение свое хамство, которым вы пытаетесь защитить свою вторичность. Вторичность, требующую исключительно импортировать чужую культуру или, в крайнем случае, прилежно подражать западным образцам.
Вы не будете ставить спектакли с гениталиями и голыми задницами в наших старых театрах с госфинансированием. Заводите собственные театры на свои деньги.
Вы не будете гадить ни на площадях, ни под дверями. Ни в качестве инсталляции, ни под видом перформанса.
Это Россия. У нее особенная стать. Особый путь. Особое представление о прекрасном. Она нежная и жестокая, она страстная и страшная. Бедная и роскошная, добрая и грозная.
Здесь живет особый, не похожий ни на кого народ, который ценит свою особость, благодарен за нее Богу и Родине.
Поэтому — кто с перформансом к нам придет, тот с инсталляцией в одном месте и смотается. На том стоим и стоять будем.
Роман Носиков,
