Режиссер Агнюс Янкявичюс: «Политика, религия, секс - всегда резонансные темы»

Необычайно яркая и игривая афиша «сияет» на фасаде Вильнюсского старого театра (ВСТ), приглашая 10 и 11 мая на премьеру спектакля «Мученик» режиссера Агнюса Янкявичюса.

Эстетика поп-арта, напоминающая пазл, была предложена самим режиссером, который не чурается провокаций и театрального безумия, не сдерживаемого моральными условностями. Мы беседуем с режиссером о том, почему в спектакле будет много хорошего классического рока, об особой юношеской энергии на репетициях и о персонаже Беньямина Зюделя, созданном драматургом Мариусом фон Майенбургом как будто специально для актера ВСТ Игоря Абрамовича.

- Что вдохновило тебя на создание этого спектакля? Почему ты выбрал необычный для нашего театра стиль поп-арт, чтобы раскрыть многослойную тему религиозного радикализма?

– Сам поп-арт как вид искусства, по крайней мере для меня лично, – это своего рода игра в китч. В каком-то смысле это также соотносится с тем, как я пытаюсь раскрыть саму пьесу Мариуса фон Майенбурга. Через песни, через музыкальное повествование, через энергию, которую передает музыка.

- Стала ли музыка особенно важной в твоих последних постановках?..

– Это связано с пандемией, особенно со вторым карантином. Я имел честь беседовать с советником тогдашнего министра здравоохранения Вериги. Такой молодой парнишка... Летом, во время перерыва между двумя карантинами. Он сказал мне, будто в коридорах власти поговаривали, что второго карантина точно не будет, потому что экономика в дерьме.

Я был убежден, что его не будет. Я просто принял решение, и когда было объявлено о втором карантине, я впал в глубокую депрессию. Сильно дало по мозгам. И как я спасался? Я уже играл на гитаре, однако начал углубляться, играть более сложные джазовые, блюзовые рифы, которые раньше не пробовал. Я написал несколько песен, а потом они попали в спектакль «Калигула», который поставили в Каунасе после карантина. Я почувствовал, что могу это сделать. Например, в Шяуляй, когда мы ставили «Потерянную честь Катарины Блюм», я написал все песни, а Пиюс Ганусаускас их аранжировал.

В «Мученике» я уже отдаю дань панку, пост- и альтернативному року, но сам песен не писал. Мы используем классику рока и панк-рока конца ХХ века. Суперхит Green Day "Basket Case", The Smashing Pumpkins "Bullet with Butterfly Wings" и т.д.

- Почему эстетика панка и рока нашла отклик в этом материале?

– «Мученик» уже давно был у меня на примете, и он подошел к новому направлению и установкам руководства театра. У меня возникла идея вовлечь в действие школьный хор. По пьесе это школьники, одноклассники главного героя. Все очень просто – я читал пьесу, а во время чтения я слушаю музыку. Как раз в это время шел стрим YouTube, и на экране всплыл хит Pink Floyd "We don't need no education". Я поднял глаза, а в клипе ученики попадают в мясорубку, и я подумал: надо сделать в пьесе хор, так будет веселее. Я думал о детском хоре, однкако я сам работаю педагогом с актерами-второкурсниками Литовской академии музыки и театра, у большинства из них абсолютный слух, они играют на разных инструментах, и их вулканическая энергия в «Мученике» подходит идеально.

- Можно ли сказать, что пьеса, по сути, рассказывает не о религиозном экстремизме, а о религии как форме протеста среди молодежи? Можешь ли определить тему спектакля?

– Очень сложно говорить, когла спекаткль еще до конца не создан, так как чаще всего он сам «подсказывает» тему. Да, религия как образ, как мотив в спектакле Майенбурга занимает много эфира, но является ли она религиозным экстремизмом? Я не думаю, что религиозный экстремизм – это очень сильный акцент. Для меня «Мученик» – это сегодняшняя реальность, как оксюморон, как некий китч. Скажем, когда вы идете на концерт металлической музыки, у вас не должно быть иллюзии, что вы сможете нормально разговаривать. Приходится кричать. В пьесе много отсылок к литературе о созревании личности – в ней есть все составляющие классического романа о созревании.

Несчастная любовь, неполноценная семья, сложные отношения с матерью, попытка идентифицировать себя в обществе, то есть в классе, определенный момент отвержения, нетерпимость учителей, эгоцентризм подростка и т. д. По сути, на такой почве может родиться только радикализм. Религиозный, нерелигиозный... В этом случае религия, религиозные обстоятельства – лишь средство, как избранная форма.

В пьесе есть момент, когда главный герой Беньямин говорит: «До чего же мы, христиане, докатились, в других религиях есть свои воины, свои мученики, те, кто готов умереть. Есть ли сейчас хоть один христианин, который мог бы умереть за веру?» Таким образом, Беньямин строит фундамент, пытается идентифицировать себя, привлечь внимание, потому что он точно не собирался никого убивать с самого начала. Религия, на которую он опирается, изначально является лишь способом выживания. Им движет лишь желание выделиться, возможно, чтобы произвести впечатление на отвергнувшую его девушку, привлечь внимание матери, одноклассников. По мере того, как он все больше входит в эту роль пророка, назовем его так, или Иоанна Крестителя, он идет дальше и приходит к выводу, что во всем виноваты евреи, а точнее еврейка учительница. И в этом плане финал остается для меня открытым вопросом. Поднимет ли он еще на нее руку, или такой игрой все и закончится, этого я еще не знаю.

- Какое смысловое бремя несет атеистка, учительница химии, биологии и географии Эрика Рот, которую играет Евгения Гладий?

– Мне кажется, что фройлен Рот и все остальные персонажи живут в маленьком, довольно провинциальном захолустье, в городе, который действительно скучен. Пагегяй, Молетай, например. Для некоторых профессионалов, в данном случае педагогов, в таких городках, как я представляю, быстро наступает рутина, потому что нет никаких вызовов. Потому что там не происходит ничего особенного. Повседневные проблемы обычных подростков, которые не бросают профессиональных вызовов. А у нее, как мне кажется, есть ген нереализованной карьеристки. Эксцессов религиозного радикализма Беньямина ей достаточно, чтобы запустить в бой тяжелую артиллерию, это становится импульсом. Именно здесь окончательно раскрываются ее недальновидность и карьеристский фанатизм.

- На главную роль Беньямина ты пригласил актера труппы ВСТ Игоря Абрамовича. Чем было обусловлено это решение?

– Когда я смотрел спектакль ВСТ «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», Игорь мне очень понравился, меня поразила его органика, игра в дуэте с партнером. В общем, выбор был обусловлен его отношением к материалу. Игорь на все смотрит очень критично, у него есть свое мнение, что очень помогает такому персонажу. Тогда автоматически появляется пространство, чтобы на все посмотреть сатирически, палитра очень расширяется. На сцене его отношение ко всему дистанцированно, но он волевой, даже привносит некое немецкое настроение, легкость.

Когда мы все вместе впервые читали пьесу, я сразу сказал – надо делать черную комедию, помещение должно быть неоновым – как в Лас-Вегасе, где есть «неоновые» храмы и так далее. Весь этот паноптикум – о серьезных вещах, но в стиле деревенских концертов, когда кажется, что абсолютно все хотят убежать от себя.

- Постоянно возвращаешься к современной драматургии, особенно немецкой. В 2012 году в Национальном драматическом театре ты поставил «Камень» по пьесе того же самого М. фон Майенбурга. Чем вызван такой интерес к современным авторам?

– Все современные драматурги, которых я ставил, очень разные, особенно в том, как они мыслят. Единственное, что их объединяет, – это, пожалуй, мозаичный, калейдоскопический стиль повествования, «разбивка» сцен на короткие, лаконичные фрагменты. Роланд Шиммельпфенниг, например, напоминает что-то из сказок Шехерезады. Магический реалист, как Рене Магритт в живописи, так он такой же в литературе. А Майенбург гораздо суше, и его пьеса «Камень» в общем контексте его драматургии, пожалуй, не самое большое его достижение. Но даже тогда, на репетиции, можно было почувствовать, что это пьеса, написанная на заказ, для очень конкретного случая. А у «Мученика» есть еще много составляющих для того, чтобы остаться в истории искусства. Прежде всего, потому что тут используются цитаты из Библии, из Священного Писания, из историй. В современной драматургии есть три вещи, которые, если их затронуть, вывести на поверхность, всегда будут так или иначе резонировать. Как среди создателей, так и среди зрителей. Это политика, религия и секс. Во все времена это были вечные темы, которые будут вызывать большой резонанс.

Беседовала театровед Ингрида Рагяльскене