«На перекрёстках поэтических миров». Доклад Раисы Мельниковой (Вильнюс)
«На перекрёстках поэтических миров» (А. Ахматова - А. Модильяни - Г. Радаускас - И. Бродский - Т. Венцлова)
Представляемый доклад – это результат своеобразного исследовательского процесса, выстроенный под знаком светоносного имени Анны Ахматовой (1889-1966). В нём тонкая нить экспликации соединяет перекрёстки разнящихся поэтических миров, а сама экспликация открывает связи между Анной Ахматовой и Амедео Модильяни (Amedeo Clemente Modigliani, 1884-1920), и в этой цепочке находятся Генрикас Радаускас (Henrikas Radauskas, 1910-1970), Иосиф Бродский (1940-1996) и Томас Венцлова (Tomas Venclova, 1937).
Тайны тайные
От звезды всегда исходят лучи сияния, так и от имени Анны Андреевны Ахматовой неизбежно тянутся нити, связывающие её с другими известными именами. Одна из интереснейших и любимых русских поэтесс Анна Андреевна Ахматова, ставшая свидетелем смены двух эпох, пережила две мировые войны, революцию, блокаду Ленинграда. История её жизни множество раз рассказана и пересказана, отдельные детали можно искать в откровениях её стихов. Но кто может знать, что ей думалось, о чём мечталось, ведь даже Николай Гумилёв не мог прочитать её мысли.
«Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженная в модное платье светской прелестницы», – писал о юной Анне Юрий Анненков в 1913 году.
Анна Андреевна Ахматова не любила рассказывать о своей личной жизни, о её романах нам известно со слов друзей, близких, знакомых. Но одно событие, которое случилось с ней в молодости, когда поэтессе едва исполнилось двадцать лет, породило немало загадок, разгадать которые до конца не удаётся до сих пор. Ахматова тщательно скрывала тайны этой любви и лишь в конце жизни слегка приоткрыла завесу над тем, что произошло в её юности.
«Ангел с печальным лицом...» И эта чарующая грусть делала её лицо особенно красивым <...> вся её стройность была символом поэзии», – отзывались о ней современники. Предположительно, именно такой её впервые и увидел Модильяни.
В мае 1910 года Гумилёв привёл молодую жену в «Ротонду» – кафе, где собиралась художественная и литературная богема Парижа. Там её увидел Модильяни. Модильяни в ту пору был неизвестен, беден, но лицо его излучало такую поразительную притягательность, что Ахматовой он показался красавцем из непонятного ей, иного удивительного мира.
Тогда было несколько мимолетных встреч поэтессы с художником. Но парижский поклонник вдруг прислал ей пылкое письмо. Она признавалась, что Моди писал ей «всю зиму» безумные письма, из которых она «запомнила несколько фраз». О, женская душа! И в марте 1911 года, когда Гумилёв вернулся из Африки, после ссоры Ахматова внезапно уехала во Францию, где провела долгих три месяца.
Анна Андреевна сама творила загадочный миф, каждый раз наполняя эту историю всё новым содержанием.
«Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома, – эти рисунки дарил мне. Их было шестнадцать. Он просил, чтобы я их окантовала и повесила в моей комнате. Они погибли в царскосельском доме в первые годы революции», – рассказывала Анна Андреевна. В очерке о Модильяни Ахматова пишет о том, что они оба «вероятно, <...> не понимали одну существенную вещь: всё, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни...»
О благопристойных воспоминаниях поэтессы откровенней всего высказался Иосиф Бродский: «Ромео и Джульетта» в исполнении царственных особ». Но искусство не обмануть. И в его творчестве, а, тем более, в её поэтических произведениях слышны и видимы отпечатки любви.
«И через всё, и каждый миг,
Через дела, через безделье
Сквозит, как тайное веселье,
Один непостижимый лик.
О боже! Для чего возник
Он в одинокой этой келье?»
Для многих читателей знакомство с Модильяни началось с Ахматовой. Первый раз его работу они увидели на суперобложке её знаменитого сборника «Бег времени». Это был рисунок, который, как выяснилось, висел до самой смерти над её кроватью.
О, не вздыхайте обо мне,
Печаль преступна и напрасна,
Я здесь. На сером полотне,
Возникла странно и неясно.
И нет греха в его вине,
Ушёл, глядит в глаза другие,
Но ничего не снится мне*
В моей предсмертной летаргии.
(1911)
В мемуарном эссе 1964 года «Амадео Модильяни» тайна рисунка была приоткрыта: стало понятно «почему». Возник глобальный интерес. Да, он был знаком с Ахматовой. Встречались в Париже. В воспоминаниях поэтессы не найти и намёка на какую-то интимность встреч. Спокойные прогулки в Люксембургском саду. Тихий дождь, барабанящий по старому чёрному зонту. Два человека, тесно прижавшись, сидят на бесплатной лавке и читают стихи.
«Больше всего мы говорили с ним о стихах. Мы оба знали очень много французских стихов: Верлена (Paul-Marie Verlaine), Лафорга (Jules Laforgue), Малларме, (фр. Stéphane Mallarmé), Бодлера (Charles Pierre Baudelaire)», – так говорила Анна Ахматова о тех встречах. Два юных сердца соединяла поэзия.
Нити ведут к Радаускасу
Отправной точкой перехода к Генрику Радаускасу стала статья Алёны Софии Ивинской «Anos Achmatovos kūrybos recepcija lietuvių egzodo literatūroje (Henrikas Radauskas, Alfonsas Nyka-Niliūnas, Tomas Venclova)». Статья опубликована в литовском журнале «Literatūra» в 2018 году. Уже там обнаружились невидимые связи между поэтами и их поэзией. Пришлось, не ограничиваясь статьёй, расширять информационные поиски, стараясь ухватить самобытные голоса ушедшей эпохи.
Заинтересованность творчеством Генрикаса Радаускаса привела к новым источникам публикаций о сестре Льва Карсавина – Тамаре Карсавиной, известной балерине, красавице, блиставшей на европейских сценах, которую обожала вся творческая интеллигенция Петербурга. Затем ниточка протянулась к Вере Сотниковайте, уроженке Шяуляй. Она училась в театральной школе вместе с Карсавиной, позже в Литве преподавала в театральных студиях, вышла замуж за Генрика Радаускаса, и вместе с ним эмигрировала в Германию, а затем в США.
Но куда бы судьба ни забросила людей в то время, у них было единое поэтическое пространство, объединяющее их. Ахматова, Модильяни, Радаускас – все они не просто любили поэзию, они можно сказать ею дышали, наполняя лирикой свою жизнь. Генрикас Радаускас обожал Верлена, Малларме, Бодлера, Валери. На поэтических встречах он наизусть читал стихи Пастернака, Мандельштама, Ахматовой. Он прекрасно владел русским языком.
Из Чикаго в письмах к своему другу Ивару Иваску (1927–1992), эстонскому поэту и критику, он в 1952 году сообщал, что приобрёл книгу Ахматовой и сетовал на то, что в сборниках поэтессы, изданных в Нью-Йорке, содержится много ошибок корректуры. Генрикас высказывал недовольство тем, что для издаваемых сборников стихи собираются из разных газет и журналов, а не запрашиваются у автора.
Кстати, Томас Венцлова в своих воспоминаниях также пишет о том, что в издаваемых в США сборниках стихов Ахматовой было много ошибок и не только корректурных. Да и сама Анна Андреевна была пессимистично настроена по поводу тех изданий.
Друзья недаром называли Радаускаса «алкоголиком искусства». Он был не только знатоком поэзии, но и ценителем искусства. В своём письме от 21 января 1966 года он характеризует портреты Ахматовой в работах художников Анненкова, Альтмана и Тырсы и высоко оценивает мастерство авторов. Рисунок же Модильяни он раскритиковал, называя его слабым, и, согласно его пониманию, не отображающим поэтессу.
Напомню, что 1931 году в журнале «Naujoji Romuva» был напечатан известный портрет Ахматовой работы Натана Альтмана, и в этом же журнале печатались и стихи Генрикаса Радаускаса, так что жители Литвы были знакомы с творчеством русской поэтессы и поэзией Радаускаса.
Радаускас высоко ценил творчество Ахматовой. В своём письме Иваску он похвально отзывался о поэзии Анны Ахматовой, называя её «стиль классическим», но в то же время «совершенно модерным». Он также поведал другу, что в словах поэтессы скрыт большой смысл. Он даже заявлял, чего, мол, стоят те Фросты, Элиоты по сравнению с Пастернаком, Мандельштамом, Ахматовой.
Но невозможно обойти стороной поэтический дар самого литовского поэта. Зачитавшись его стихами с пленительными яркими и неповторимыми образами, мне хочется отметить пастернаковское звучание в поэтической мысли поэта Радаускаса, имеющего своё неповторимое место в литовской поэзии.
Kaip raidė S išpūsdamas krūtinę,
Jis šaukia, atsistojęs ant žvaigždės,
Kad, auštant rytui, kovą paskutinę,
Prieš žiaurų velnią angelas laimės.
Jau tviska pievos ir laukai sudrėkę,
Nuo skardžio krenta velnias žmogžudys,
Ir angelas, iškėlęs kardą, rėkia,
Ir gieda himną degantis gaidys.
(„Angelas ir gaidys“, p. 10)
Бродский и Ахматова
Бродский и Ахматова – великие имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», выразив мнение, что он ей обязан своей поэтической судьбой.
Сам Бродский, говоря об отношениях с Ахматовой, многократно утверждал, делая акцент именно на личности Ахматовой: «Не думаю, что она оказала на меня [литературное] влияние. Она просто великий человек», – такое заявление сформулировал он в публичном обращении к ахматовской теме в интервью летом 1973 года. В книге о литературной биографии Бродского Лев Лосев* подтверждает, что, поэтическое влияние Ахматовой на Бродского было минимальным.
Бродский в 1986 году, в разговоре с Натальей Рубинштейн добавляет о знакомстве с Ахматовой одну существенную деталь, позволяющую, как кажется, понять специфический контекст того величия, о котором применительно к Ахматовой он всегда говорит.
Она стала для него персонификацией фигуры «великого поэта» в традиции, актуальной для русской культуры со времен Пушкина – как некоей высшей нравственной инстанции. Обучение языку этого диалога и стало для Бродского важнейшим уроком, полученным им у Ахматовой, – и именно об этом, как представляется, он, вспоминая Ахматову, говорил, Соломону Волкову:
*Лев Владимирович Лосев (род. в 1937 г.) – поэт, эссеист, литературовед, автор книг: "Новые сведения о Карле и Кларе" (СПб., 1996), "Послесловие" (СПб., 1998), "Sisyphus Redux" (СПб., 2000), "Собранное" (Екатеринбург, 2000) и др. Лауреат Санкт-Петербургской премии "Северная Пальмира" (1997). С 1976 г. живет в США.
«Мы шли к ней, потому что она наши души приводила в движение, потому что в её присутствии ты как бы отказывался от себя – от того душевного, духовного – да не знаю уж как там это называется – уровня, на котором находился – от «языка», которым ты говорил с действительностью, в пользу «языка», которым пользовалась она».
Ахматова иногда возмущалась поступками Бродского. В мемуарах Наймана читаем: «…когда его любовный роман … переместился почти целиком из поэзии в быт, Ахматова сказала: «В конце концов поэту хорошо бы разбираться, где муза и где б…». Но, – делится воспоминаниями Найман, – отсчёт вёлся от поэта, к нему и выставлялись неснижаемые требования»
Именно материнским отношением к Иосифу объясняет и Чуковская вспышку ахматовского гнева: «…пусть думает и говорит обо мне и о нас Иосиф всё, что хочет». Она многое могла ему простить, потому что ценила его дар выше других. «Бродский ведь её открытие, её гордость». Это избирательное сродство было обоюдным. Обычно же она восхищалась и умилялась Бродским.
Материнско-сыновний характер отношений между Ахматовой и Бродским, следует понимать как исключительное ощущение особой связи, но вовсе не как обычные отношения старшего и младшего. Это подчёркивает и Лосев. (Лосев. Отрывки их доклада на открытии коллоквиума «Иосиф Бродский и циркуляция поэзии», Стэнфордский университет, Калифорния, 23 февраля 2001 г.)
Лосев утверждает, что Ахматова считала двадцатипятилетнего Бродского мудрее себя. Она неоднократно возвращается к мысли Бродского о том, что главное в поэзии – это величие замысла. Лосев цитирует её фразы. «И снова всплыли спасительные слова: «Главное – это величие замысла». «Постоянно думаю о величии замысла, о нашей последней встрече и благодарю Вас».
В эссе «Муза плача» Бродский чётко формулирует главные уроки Ахматовой. Их три: о дидактической функции поэзии в обществе (1), о моральной крепости, которая даётся поэту перед жизненными вызовами (2) и о неотъемлемом внутреннем демократизме поэтического творчества (3). В этом эссе он описывает ту традицию, к которой принадлежали Ахматова и Бродский.
«Величие замысла» – не просто красивая фраза. И Лосев, в подтверждение того, что стоит за этим credo Бродского, приводит объяснение Чеслава Милоша: «Меня особенно увлекает чтение его стихов как лишь части более обширного, затеянного им дела – ни больше, ни меньше, как попытки укрепить человека в противостоянии страшному миру...»
Лосев выражает убеждение в том, что Бродский эту традицию достойно продолжил. Иногда ему кажется, что он её и завершил.
Примерно за полгода до своей смерти Бродский отправил в отдел рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге письмо с просьбой полностью закрыть доступ к его письмам, дневникам и семейной документации на 50 лет с момента его смерти. Просьба поэта была удовлетворена: в настоящее время невозможно изучить личный архив Бродского, доступны лишь рукописи и эссе.
Почему поэт так поступил – непонятно. Возможно, он хотел, чтобы люди прежде всего интересовались его творчеством, а не его личной жизнью, а, может быть, таким образом он хотел скрыть какие-то тайны. Узнаем об этом в 2046 году!
Он как-то сказал: «Жить просто: надо только понимать, что есть люди, которые лучше тебя. Это очень облегчает жизнь».
Бродский – Венцлова – Ахматова
Валентина Полухина в книге «Бродский глазами современников» приводит интервью с Томасом Венцловой, в котором литовский писатель говорит важные слова о своём друге и признаётся «Я привык смотреть на его стихи как на часть шифра, который мне посылает жизнь… Этот шифр по мере разгадки направляет мои поступки и меняет моё внутреннее пространство».
Один из друзей Бродского, ныне живущий поэт Томас Венцлова, понимает значимость отношений этих двух великих людей. Он пишет: «Внимательное исследование наверняка обнаружит многие ссылки на Ахматову и переклички с ней во всем корпусе творчества Бродского».
Иосиф Бродский в свою очередь считал Томаса Венцлову последователем творческой традиции Анны Андреевны Ахматовой, подчёркивая в его произведениях «интертекстуальность», приверженность форме и предчувствию. Похоже на то, что Венцлова учился поэтическому искусству у Ахматовой, пытался понять тайны поэтического дара её стихов.
Моцкунас констатировал, что Венцлова в своей диссертации целый раздел посвятил поэзии русской поэтессы. Венцлова цитировал и перефразировал её стихотворные строки.
У него были два автографа Анны Ахматовой на первой книжке переводов её стихов на литовский язык и на стихотворении «Воронеж». Она подписала для него один экземпляр следующим образом: «Томашу Венцлова тайные от меня самой мои стихи». Оба автографа хранятся в Вильнюсе в Институте литовской литературы.
О встрече с Ахматовой Венцлова писал, что воспоминания о ней фрагментарные и неглубокие. Он встречался с нею, когда жил в Москве. Елена Васильева, хозяйка квартиры, которую он снимал, лично знала Анну Андреевну, и напечатала на машинке статью Ахматовой «Пушкин и Невское взморье». По просьбе Васильевой он и отнёс эту статью на Ордынку к Ардовым, где в то время обитала поэтесса. Он совершенно оробел, передавая ей бумаги, и встреча была короткой, вероятно, аристократическая осанка поэтессы, о которой он неоднократно писал, произвела на него такое впечатление. В другой раз Томас Венцлова представил поэтессе переводы её стихов на литовский язык, он помнит, что это было в 1964 году. И тогда же он узнал о деле Бродского. Он признаётся, что оба раза он был в полупарализованном состоянии.
В рассказах об Анне Ахматовой особенно важна запись воспоминаний Томаса Венцловы. И чтобы не было разночтений, привожу я её полностью без изменений.
«В Вильнюсе она была всего однажды, в 1914 году, в возрасте 25 лет, на Рождество, с Гумилёвым, который отправлялся на русско-¬немецкий фронт. Они остановились в гостинице поблизости от Аушрос Вартай — «Ворот зари», где выставлена икона Остробрамской Божьей Матери, — эта икона считалась и поны¬не считается чудотворной. Ахматова молилась ей, чтобы её муж уцелел на войне». Эта цитата из книги Томаса Венцловы «Точка притяжения. Разговоры с Эллен Хинси».
В разных книгах, интервью и в других источниках можно прочитать больше воспоминаний Томаса Венцловы. Они указаны в списке литературы и сохранились в моём полном докладе.
Коротко остановлюсь на статье Вериной Ульяны Юрьевны, доцента Белорусского Государственного Университета «Следы оригинальных идеостилей в поэтических переводах» (стихотворение Т. Венцловы «Памяти поэта. Вариант» в интерпретации И. Бродского и А. Герасимовой). Верина, используя сравнительный анализ и выделяя отдельные детали, представляет читателю различные подходы к творческому переводу.
Кстати, А. Герасимова (Умка) переводила и «Огнём по небесам» Генрика Радаускаса. Эта книга, вышедшая в 2016 году, кроме стихотворений на двух языках, содержит комментарии, письма и воспоминания.
Напомню, перевод стихотворения Т. Венцловы «Памяти поэта. Вариант» посвящённого Мандельштаму, Бродский опубликовал в журнале «Континент» в 1976 году.
Венцлова признавал, что «перевод Бродского очень свободен и, несомненно, лучше оригинала» (Венцлова. 1997). Он отмечал, что слово «вариант» указывает на некоторую зависимость от эпитафии Бродского, посвящённой Элиоту. Литовский поэт писал о «поэтических притяжениях», указывая на огромнейшую языковую палитру Бродского. Венцлова её называл «клавиатурой». Понятно, что Томас Венцлова не просто уважает, но чтит и ценит талант И. Бродского, иначе он не сказал бы, что читать Бродского – это «тренировать душу».
Бродский Венцлову называл «сын трёх литератур» и «продукт их слияния». В своём переводе Бродский со всем поэтическим размахом расцветил мысли Венцловы своей образностью, философским полётом «над» упрощённым бытийным языком.
Бродский в своём интерпретационном переводе определяет высокое назначение языка, вознося термин «слово» на вершину, в то время как в стихотворении Томаса Венцловы «слово» и «смерть» бессмысленны.
Но есть очаг вневременный, и та
Есть оптика, что преломляет судьбы
До совпаденья слова или сути,
До вечных форм, повторенных в сосуде,
На общие рассчитанном уста.
Оставь же землю. Время плыть без курса.
Крошиться камень, ложь бормочет тускло.
Но, как свидетель выживший, искусство
Буравит взглядом снега круговерть.
Бредут в моря на ощупь устья снова.
Взрывает злак мощь ледяного крова.
И лёгкое бессмысленное слово
Звучит вдали отчётливей, чем смерть.
В своей миниатюре «Точки соприкосновения» я уже говорила, что в поэзии Иосифа Бродского мне близок его полёт духа, одновременное обращение к миру вещей, вопросам бытия и в тоже время воспарение над суетностью мира, в котором простые вещи он мог превращать в поэтическое произведение. Соприкасаются и мысли о слиянии индивидуальной судьбы с пространственно-временными понятиями, сочетание высокого и простого, бытийного и трансцендентного.
Бродский неизменно по-дружески обращался к Томасу Венцлове, посвятил ему немало стихов.
Наша письменность, Томас! с моим, за поля
выходящим сказуемым! с хмурым твоим домоседством
подлежащего! Прочный, чернильный союз,
кружева, вензеля,
помесь литеры римской с кириллицей: цели со средством,
как велел Макроус!
Иосиф Бродский любил и посещал Литву, романтично отзывался о нашем крае.
Весенний полдень. Лужи, облака,
бесчисленные ангелы на кровлях
бесчисленных костелов; человек
становится здесь жертвой толчеи
или деталью местного барокко.
В заключение
Личная судьба творится самим человеком и в тех обстоятельствах, которые ему приносит шум эпохи и ветер времени.
Духовное богатство этих отдельных людей, о которых я сегодня говорила, делает их общим достоянием общечеловеческой культуры вне зависимости от национальности и языка, на котором мы говорим и думаем.
Анна Андреевна ещё при жизни стала легендой. Она сама способствовала этому и своим поведением, и многими намёками и недосказанностями, да и особо близких подруг, с которыми она делилась бы своими переживаниями, у неё не было. Судейкина – единственная женщина, с которой было много общего тоже не рассказывала каких-либо секретов. Таинственная женщина, великий поэт, сама создавала этот ореол загадочности. Что можно узнать из стихов? Поэты прекрасно знают, куда может увести поэтическое воображение.
Возьмём хотя бы эти строки: «Муж хлестал меня узорчатым, / Вдвое сложенным ремнём». Ничего подобного в жизни поэтессы никогда не было, но строки вызывают неоднозначный отклик у читателя.
Некоторые мифы об Анне Горенко развенчала Александра Чабан*, кандидат филологических наук. Но мифы появляются и вскорости их будет ещё больше, и сама личность Ахматовой станет совершенным мифом, но в стихах она останется навечно. И наши праправнуки будут удивляться, что мы о ней так много знали.
Неизбежна память о поэте хотя те, которые имели счастье быть знакомыми с ней, уже ушли из жизни, а мы лишь пересказываем пересказы, то есть, как говорил Жан Франсуа Лиотар, пользуемся метанарративами. В свою бытность Ахматова говорила: «Когда человек умирает, изменяются его портреты».
Литературу создают люди и для людей, значит, она служит духовному обогащению. Поэт ответственен за то, что он пишет, и его поэзия помогает возвыситься над пошлостью жизни и идти вертикалью нравственности, добра и красоты.
Будем продолжать жить и творить, будем грустить, когда грустно и радоваться встрече с теми, кто оставил непреходящий свет в культуре и в нашем сердце.
*Александра Чабан. Кандидат филологических наук, PhD, старший преподаватель НИУ ВШЭ. Состоит в редакции сборников «Русская филология» (Тарту) и «Летняя школа». Составитель антологии «Акмеизм в критике. 1913–1917» (совместно с Олегом Лекмановым; 2014). Научные интересы: русский модернизм, литературный процесс второй половины 1900-х — 1910-х годов, литературная критика и журналистика Серебряного века.
© Доклад подготовила Раиса МЕЛЬНИКОВА, академик МАРЛИ, лауреат двенадцати международных литературных конкурсов и фестивалей
Литература
Анна Ахматова. От царскосельских лип. М., 2000.
Анна Ахматова. Поэма без Героя. Проза о Поэме. Наброски балетного либретто: материалы к творческой истории. СПб., 2009.
Ахматова А. О себе. Биография.
Анатолий Найман. Рассказы о Анне Ахматовой.1999.
Бродский, И. 1992. Форма времени. Стихотворения, эссе, пьесы. В 2-х т. Стихотворения. Минск: Эридан. T. 1.
Бродский Иосиф. Малое собрание сочинений. СПб., 1999.
Венцлова Т. Статьи о Бродском. М., 2005.
Герштейн Э. Г. Мемуары. М., 1998.
Жолковский А. К. Напрасные совершенства и другие виньетки. М., 2015.
Муза в изгнании. [Интервью Анн–Мари Брумм] / Пер. с англ. Л. Бурмистровой // Бродский И. Книга интервью / Сост. В. Полухиной. М., 2007. Изд. 4–е, испр. и доп. С. 38. Впервые: Mosaic: A Journal for the Comparative Study of Literature and Ideas. 1974. Vol. VIII. № 1.
Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 1989.
Одоевцева И. В. На берегах Невы. М., 2011.
Орлова Р. Воспоминания о непрошедшем времени. М., 1993.
Попова Н. И., Рубинчик О. Е. Анна Ахматова и Фонтанный дом. СПб.,
Валентина Полухина. Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского. 2017.
Валентина Полухина. Иосиф Бродский: жизнь, труды, эпоха. С.-Петербург: Журнал “Звезда”, 2008.
Валентина Полухина. Бродский глазами современников.
Валентина Полухина. Бродский: книга интервью” (4-е изд., испр. и доп., Москва: “Захаров”, 2008).
Русинова Татьяна. Русские Музы.
Сабромене, Д. А. Ахматова в переводах Ю. Вайчюнайте. Meninis Tekstas. Suvokimas. Analizė. Interpretacija. Mokslinių str. rinkinys. Vilnius: VPU leidykla. 2004.
Тименчик Р. Д. Два письма Анны Ахматовой.
New Studies in Modern Russian Literature and Culture: Essays in Honor of Stanley J. Rabinowitz. Stanford, 2014.
Фокин А. А., Малыгина И. Ю. И. Бродский и А. Ахматова: традиции диалога и диалог традиций. М. 2015.
Черных В. А. Родословная Ахматовой. Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник, 1992. М., 1993.
Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой. М., 1989.
Генрикас Радаускас Огнем по небесам. Стихотворения и материалы к биографии. Составление и перевод с литовского Анны Герасимовой. Университет им. Витаутаса Великого. Каунас. 2016.
Neringa Klišienė, „Henrikas Radauskas: žaidimo apologija“, Metai, 2010, liepa, 7/234, Vilnius, p. 72–80.
Radauskas. Apie kūrybą ir save, recenzijos ir straipsniai, Henrikas Radauskas atsiminimuose ir kritikoje, sudarė Giedrius Viliūnas, Vilnius: Baltos lankos, 1995, p. 518–543.
Radauskas H. „Žodis įteikiant lietuvių rašytojų draugijos premiją“ / Radauskas. – P. 25.
Radauskas H. Eilėraščiai – Vinius: Baltos lankos, 1999. – P. 10.
Tūtlytė R. Henriko Radausko poetinės alchemijos prasmė / Išliekanti lyrika: XX amžiaus lietuvių poezijos vidinių struktūrų kaita. – Vilnius: Gimtasis žodis, 2006. – P. 113.
Venclova, T. 2013. Atsiminimai apie Anną Achmatovą.
Фоторепортаж Владимира Клоповского, "Обзор"
