О войне – из первых уст

Война всегда требует огромных жертв – такова уж её сущность, она несёт страшнейшие разрушения и, к сожалению, жестоко коверкает людские судьбы. Одну такую страшную историю о детях на войне, у которых в течение нескольких лет брали кровь для раненых немецких солдат, поведал клайпедчанин Виктор Васильевич Гришонков. Предлагаем вашему вниманию его рассказ, рассказ очевидца.

Это страшная правда о войне, которую пытаются последнее время исказить, фальсифицировать, совсем вычеркнуть или уменьшить количество жутких событий.

Семья Гришонковых до Великой отечественной войны жила на Брянщине. Мама Варвара Анисимовна работала в колхозе разнорабочей, папа Василий Афанасьевич был трактористом. В семье подрастали двое мальчишек. Младший Владимир, сорокового года рождения, и Виктор - на четыре года старше братика.

Жили в общем доме на три семьи, по словам Виктора Васильевича, жили хорошо. Дом стоял на краю деревни, в 800 метрах от леса. Вероятно, это расположение и наталкивало полицаев, когда уже началась война, на мысль о сотрудничестве семьи с партизанами. Набеги полицаев в семью и доносы «новым» властям были частыми. Маму на глазах мальчишек три раза ставили к стенке для расстрела, что чуть не свело детей с ума.

Подливала масла в огонь в догадках фашистов о связи семьи с партизанами и работа родного дяди Виктора Васильевича: он долго был председателем колхоза, а перед самой войной перешёл на работу в райисполком. И ему, Сергею Афанасьевичу Гришонкову, партией было доверено создание партизанского отряда, которым он после создания и руководил.

Отца с началом войны призвали в Красную армию. И семья его больше не видела.

Однажды ночью полицаи мать, братишку и самого Виктора посадили на телегу и увезли на станцию Холмичи, что в 18 км от деревни. Это было начало их длинной и тяжёлой дороги в Германию.

Виктор Васильевич рассказывает в мельчайших подробностях о тех давних, но не забытых событиях, говорит, что помнит всё, в голове осталось всё – от страха.

• Было до 15 вагонов с людьми, - вспоминает В.Гришонков, - и вагоны всё цепляли и цепляли. Везли через Брянск, Смоленск, через нацистский концлагерь (это лагерь смерти СС) в районе населённого пункта Торнавка (Польша). Сутки здесь поезд продержали. Повезли дальше.

Издевались в дороге сильно. В полу вагона, в самой его середине была дырка – это туалет. Выходи и делай, что нужно…

Условия были страшные, большая скученность, голод. Не кормили же. Много людей умирало. Умерших сопровождавшие полицаи выбрасывали прямо на ходу. Взрослые поднимали детей к окнам, показывали, говорили: «Смотрите. Вам дальше жить. Чтобы помнили».

Везли около 10 дней. Прибыли на станцию Нюрнберг в Германию. Пригнали на перрон машины – как нынешние микроавтобусы, но только впереди одно колесо.

Около двух часов везли куда-то. Завезли в посёлок – кирпичи, постройки. Бауэры стоят и отбирают себе людей.

Мама детей держала за руки, всех троих бауэр и взял. И поместил мальчишек в подвал своего дома: он пополам был разгорожен железными прутьями, стоял столик небольшой, ярусные кровати, тряпки набросаны. Меньший спал внизу, а Виктор сверху.

Вверху подвала - два окошка по 80 см. Через него дождь видели, ноги людей видели. В уголке стояла раковина – это был их туалет.

А на улице было тепло и хорошо, стоял август 1942 года…

Почти три года дети пробыли в подвале. За всё время, за все три года, только два раза на улицу вывели на 10 минут. Постояли на улице - и назад в подвал. Один раз издалека показали мать. Она работала в хозяйстве этого же бауэра. После встречи плакали просто навзрыд, младший плакал 2-3 дня. Ему было 2 года 8 месяцев, когда полицаи увезли их в ночь.

У детей за время пребывания в подвале регулярно брали кровь. В неделю один или два раза. У Виктора 500 граммов за раз, у брата – гранёный стакан.

За три года минимум по 0,5 литра в неделю – точно бочка крови будет, считает мой собеседник:

- Использовали для раненой немчуры. Для чего отбирали крепких детей из привезённых. Каждый раз выкачивали один и тот же объём – немецкая педантичность.

Виктор Васильевич приносит пол-литровую баночку и гранёный стакан и показывает, до какой отметки брали у каждого кровь. На забираемое у детей количество крови тяжело смотреть. Не верится, что такое могло быть.

Приходил врач-мужчина и немец-солдат с пистолетом, иногда брать кровь приходила медсестра.

Иголку в разные места загоняли – в ноги, в ягодицы, под рёбра, из вен на руках брали. И высасывали точную норму. Потом руки и коленки дрожат, голова кружится. Сидели дети на бетонном полу на тряпках, до кровати не было сил дойти.

• Страшно вспоминать, - со вздохом говорит Виктор Васильевич. – Кровь брали - больно было, но я терпел, тогда всё быстрее кончалось. А вот брат пищал, крутился – он же маленький. Весь был перепачкан кровью – иголка-то выскакивала. Получал ногой в ботинке по попе. Болячек было много от ударов. Жалко его было. Плакали вместе. Сначала я стучал в дверь. Но результата не было.

Кушать давали только для поддержания сил – вечером чай с хлебом, днём суп или огурец с картошкой. Брат всё время просил есть, был худой. Но добавки не давали. 

Я со временем начал понемногу говорить по-немецки, сначала отдельные слова. Бауэр иногда заглядывал – проверял. Эти отдельные слова его, видимо, подкупали. Ему нравилось, что я начинал говорить. И он иногда подкармливал. Это нас сильно поддержало, думаю, даже помогло выжить.

Освободили их американцы. Вдруг однажды в окошко заглянула овчарка. Перепугались, думали, что натравят на них собак.

Солдат разбил окно прикладом автомата, заглянул в подвал. Сломали дверь, Гришонковых вывели на улицу. Было 20-30 детей во дворе. Кругом были военные, по-русски никто не говорил, но чувствовалось, что это уже была свобода. Через несколько дней мама нашлась. Прибежала, обняла, плакали долго от радости.

Погрузили их на американские машины и отвезли на побережье, где переправа на французский берег. Здесь стояли крыши. И были прибиты к стойкам кровати. В основном были дети – несколько тысяч, по словам Виктора Васильевича. Примерно два месяца там были. Пока не приехали русские офицеры. Забрали русских.

Стали развозить по домам. На грузовых машинах везли долго, потом на открытых платформах с лесом. На станции встречал дядя. Он же через много лет узнал, что отец погиб в районе Лиепаи, был на корабле кочегаром, погиб в море.

Повзрослевший Виктор Васильевич служил в Паланге. В армию уходил токарем, имел 7 классов образования. В конце его службы, в 1959 году, приехал в часть начальник кадров судостроительного завода и уговорил человек 15 пойти на завод. Так Виктор и попал в Клайпеду.

Первый раз был в Клайпеде в 1955 году проездом, когда везли на службу. Немножко походил по городу, в районе нынешней улицы Румпишкес дома были разрушены, дворы завалены кирпичом. После демобилизации таких завалов уже не было, жители постепенно вечерами после работы город приводили в порядок.

Работал на судостроительном, вечером учился. Был технологом, мастером, старшим мастером на слесарном участке. Встретил жену, с которой прожили 57 лет.

Дочь и сын с семьями сейчас живут в Англии, обосновались там. Общаются по телефону, несколько раз к ним ездил. Но в Литве нравится больше, привык здесь, здесь могилы родных.

• Вспоминать детские военные годы тяжело, - заканчивает рассказ В.Гришонков. – Радости ни для кого не было – плен, издевательство, а не жизнь. Вроде спокойнее, чем в лагере, но чувствовали себя слабо от процедур, были голодными, в темнице в страхе прожили несколько лет. Говорить об этом надо. Надо, чтобы знали правду о войне. Чтобы это помнили. Знали, что пришлось людям пережить.