Линия Молотова: какую правду открыло нам время

Не только людям старшего поколения пришлось слышать о начатом накануне Второй мировой войны строительстве так называемой линии Молотова – системе оборонительных укреплений, объединявшей свыше двух тысяч бункеров, протяжённостью четыре с половиной тысячи километров.

Правда, после войны легендарный советский маршал Георгий Жуков представил другую цифру: «К началу войны удалось построить только около двух с половиной тысяч железобетонных укреплений, тысяча из которых вооружены артиллерией, остальные пулемётами».

Начавшаяся в Литве линия продолжилась через Белоруссию, Польшу и Украину. По данным Википедии, которые часто заставляют сомневаться, только в Литве, якобы, 101 бункер. Хотя польские исследователи в нашем крае нашли, зарегистрировали и инвентаризировали их свыше 250.

Наконец, ещё одно несоответствие. Википедия доказывает, что в Литве, якобы, планировалось построить полторы тысячи бункеров (в другом месте говорилось, что четыреста три), но реально можно говорить о двадцати семи. Больше всего их на сегодня сохранилось в Таураге: по мнению исследователей, здесь их свыше шестидесяти. Только в региональном парке Паграмантис посетители могут увидеть четыре бункера и один котлован.

● ● ●

В Прибалтике строительство укреплений на границе Советского Союза и Германии началось только летом 1940 года. В марте 1941-го закончилось проектирование, и уже в апреле начались работы по оборудованию четырёх укрепрайонов (Тяльшяйского, Шяуляйского, Каунасского и Алитусского).

Советское военное руководство торопилось. Из миллиарда ста восьмидесяти миллионов тогдашних рублей, выделенных на фортификационные сооружения, половина была отдана именно Прибалтийскому особому военному округу.

На всей полосе берега Балтийского моря от Паланги до Немана, на границе, были созданы восемь УНС (управление начальника строительства), каждому из которых было выделено по 20–40 километров приграничной полосы.

Каждое управление включало в себя от трёх до пяти рабочих площадок и, по планам, до осени 1941 года обязано было построить 40–50 железобетонных фортификационных сооружений.

Монтажные работы намечалось выполнить в 1941-1942 гг., а полностью линию закончить в 1942 году. Вечный пограничный город Таураге вошёл в состав Шяуляйского укрепрайона № 42, который включал шесть оборонительных пунктов. Линия проходила от Паюриса (район Шилале) до Юрбаркаса – всего около 90 километров. Оборонительные сооружения должны были охранять от нападения противника на важном оперативно–стратегическом направлении Кёнигсберг – Рига.

● ● ●

Вспоминает один из ветеранов отдельного сапёрного батальона: «В марте 1941 года наш батальон по железной дороге перебросили в Литву, в Таурагский район, и дальше на запад – к деревне Паюрё. В батальоне было около 350 человек, позже приехало так называемое пополнение запаса (осуждённые), примерно столько же. Итак, наш стройбат составляли около семисот человек. Оружие имели только кадровые военные, всех остальных использовали как рабочую силу.

Рядовой 90-й стрелковой дивизии Иван Старовойт: «В мае 1941 года наш полк был перебазирован в Таурагский район Литовской ССР на границу с Восточной Пруссией, и часть батальона работала по укреплению границы, а штаб и части полка размещались в летних лагерях в сосновом лесу где-то в районе посёлка Тубинес Таурагского уезда. Примечательно, что на нашей границе с Восточной Пруссией в районе дислокации 286 СП располагался 2-й дисциплинарный батальон. Этот батальон состоял из военнослужащих рядового и сержантского состава, которые были осуждены военным трибуналом за разные дисциплинарные нарушения. Они были в военной форме, но без оружия, и были заняты на строительстве укреплений в районе наших войск. Так вот этот батальон отходил вместе с нами, и характерно то, что ни один солдат из этого батальона не дезертировал, а держались нашего отступающего подразделения». 

За десять, семь и пять километров от государственной границы строились долгосрочные бетонные огневые точки – капониры и полукапониры для артиллерии небольшого калибра и пулемётов. Толщина передней (фасадной) стены была 2 метра 20 сантиметров, перекрытий – столько же, задней стены – метр восемдесять. Перекрытия составляли 14 слоёв арматурной стали с сетками 1216 сантиметров. Использовался специальный быстротвердеющий цемент, гравий, дроблёный гранит.

На каждую огневую точку нужно было до четырёхсот полуторок ГАЗ-ИА – до шестисот тонн бетона.

В 1987 году в Киеве вышла книга воспоминаний бывшего командира 259-го отдельного инженерного батальона Т.Кузнецова. В ней автор много места уделяет событиям того времени в Таураге: «Строительной техники у нас почти не было. Имелось всего несколько камнедробилок, и это в то время, когда в течение двух–трёх месяцев следовало изготовить до полутора миллиона кубометров щебня. Выкапывать ежедневно по четыре кубометра каменистой земли, таскать брёвна, мешки с цементом, носилки с бетоном, право, нелёгкая работа. Она требовала от сапёров огромных физических усилий.

График возведения объектов нередко оказывался под угрозой срыва из-за плохих грунтовых дорог. В весеннюю распутицу 1941-го они стали почти непроходимыми для автотранспорта, подвозившего нам строительные материалы.

Как только намечался недостаток в стройматериалах, мы разыскивали застрявшие в пути грузовики, вручную вытаскивали их из залитых водою колдобин, плечом толкали в местах буксовки. Если это не удавалось, перегружали содержимое кузовов на подводы, переносили его на себе».

К тому же, спешить заставляли и залетавшие каждый день в советское воздушное пространство самолёты с чёрными крестами на крыльях и сверху наблюдавшие за работами.

В справке НКВД за 18 июня подчёркнуто, что в направлении Прибалтики больше всего нарушений воздушной границы выпадает именно на Таурагский пограничный отряд.

Рядовой 90-й стрелковой дивизии Пётр Бричук: «Третьего мая прибыли в Таураге. Отсюда пешком добрались до лесов Кведарны. Видели строящиеся доты, у них копошились военно­служащие из запаса. Назавтра и мы тоже начали копать противотанковые рвы, противотанковые заграждения – эскарпы. Собирали и перевозили камни, песок. В отдельных местах, на высоте примерно метра двадцати сантиметров, пилили ели (пни должны были служить дополнительным препятствием). Потом забивали в три ряда колья и устанавливали проволочные заграждения. Жили в лесу, в палатках. Уходя на работу, обязятельно брали с собой два ящика патронов и ящик гранат. Работа была очень тяжёлой, питание плохое. Поэтому мы порядочно исхудали».

● ● ●

Позже, после войны, бывший офицер вермахта Бруно Винцер вспоминал: «Всю неделю, тайком от рядового состава, разведывательные группы офицеров исследовали расстановку охраны на русской границе, состояние дорог. С этой целью мы по вечерам ездили на границу, потом пешком подходили совсем близко, чтобы могли видеть и слышать, что происходит на той стороне. Наблюдали за постами пограничников на вышках, слышали, как они, сменяясь, разговаривают. Они традиционно ходили по узкой дорожке и редко когда смотрели в нашу сторону».

● ● ●

Бесперебойная работа шла сутками, при необходимости даже выселяли местных жителей. В декабре 1940 года руководство Прибалтийского особого военного округа обратилось к народному комиссару труда Литовской ССР Миколасу Юнчасу–Кучинскасу с просьбой выделить для строительных работ с апреля 1941 года 54 360 рабочих. В конце марта 1941 года для работ по изготовлению щебня решено каждый день выделять по тридцать тысяч человек и пять тысяч телег с лошадьми. Таким образом, на строительстве укрепрайонов Литвы ежедневно трудились более восьмидесяти тысяч местных жителей.

В северной части, в Паграмантисе, работы выполняло УНС–91, прибывшее из Закавказского военного округа. Здесь же обосновался 804-й автомобильный батальон. Основная полоса укреплений проходила по реке Юра. Управление составляли четыре (пятый, одиннадцатый, семьдесят второй и семьдесят шестой) строительные участки.

Основные силы управлений рассредоточились на запад от Паграмантиса, в районе Паюрё – Дидкемё. В Паюрисе работал пятый, семнадцатый отдельный, семьдесят первый участки.

Южную часть Шяуляйского укрепрайона строило прибывшее из того же Закавказского военного округа УНС-93. В её состав входило также пять участков (71, 73, 74, 75, 117). Основные силы участка были сосредоточены на строительстве Таурагского оборонительного узла, а самый северный – строительный участок №73 – в Сунгайлишкяй.

Больше всего сил потребовал семьдесят седьмой участок на южной окраине Таураге, где обосновались 125-я и 126-я стрелковые дивизии, 175-й, 189-й и 259-й отдельные сапёрные батальоны. Южнее, в Страгуте, обосновались семьдесят первый, а дальше на восток, в Милгауджяй, семьдесят пятый строительные участки.

● ● ●

Бывший командир 17 отдельного сапёрного батальона Иван Лисин: «На пятом строительном участке строительства работали и вольнонаёмные. Запомнился один столяр, который всё время стремился общаться с красноармейцами и агитировал, когда придёт время, убивать командиров. Мой замполит, которого солдаты информировали об этих разговорах, сообщал в особый отдел, но чекисты мужчину почему-то не трогали. Почти каждый день над строительством на высоте ста метров и ниже крутились немецкие самолёты. За три дня до начала войны пришёл приказ все работы прекратить и эвакуироваться, однако, назавтра новый приказ указывал работы продолжать. До двадцать второго июня было построено, кажется, пять дотов, правда, без вооружения. Поскольку не было канистр для бензина, его держали в глиняных ямах...».

Командир 259-го отдельного инженерного батальона Т.Кузнецов: «Ранним утром 25 мая в районе дислокации батальона (работали уже круглосуточно) появились три человека в незнакомой изрядно поношенной военной форме. Приближаясь к нам, они как можно выше подняли руки и, тараторя что-то на незнакомом нам языке, заулыбались.

Оказалось, что это были французы, которые работали у немцев на строительстве фортификационных сооружений. Бежав из плена, тройка отважных нелегально перешла границу (кстати, много лет назад журналист из Таураге Александрас Морозовас раскрыл информацию о бывшем в Лауксаргяй, вероятно, том самом лагере французских военнопленных. – А.Я.).

Все трое ненавидели фашистов, поправших честь и свободу их родины, а теперь готовящихся к нападению на Советский Союз. Гитлеровское командование, рассказали французы, силами военнопленных прокладывало со своих позиций ходы сообщений вплотную к границе. В своём ближнем тылу немцы уже сосредоточили много орудий и танков, с каждым днём прибывают подразделения моторизованной пехоты.

В скором времени батальон Т.Кузнецова работу над укреплениями закончил. Но теперь возникла не менее важная задача - поставить вооружение. Штатных орудий и пулемётов дивизия не получила. Поэтому были вынуждены брать их из стрелковых частей, в которых оружия и так не хватало.

Все обещали, что сорокапятимиллиметровые пушки и станковые пулемёты для монтажа в дотах будут доставлены из стрелковых полков с минуты на минуту. Ещё было приказано установить противотанковые мины на подступах к укрепрайону.

Бывший командир 17-го отдельного сапёрного батальона Иван Лисин: «В батальоне не было ни одной дымовой шашки, не говоря уже про противотанковые и другие мины. Правда, прислали несколько пакетов аммонала (взрывчатого вещества) из запасов литовского корпуса. За три дня до начала войны солдаты получили ружья без ремней...».

Двадцать первого июня, после обеда, командир дивизии генерал–майор Павел Богайчук приказал начать минировать дороги, мосты, по которым намечалось движение немецких танков. Но, вместе с тем, уже упомянутый И.Лисин двадцать первого июня получил приказ бетонировать наблюдательный пункт. Солдаты работали без отдыха, хотя совсем рядом, за несколько километров от позиций, уже прогревались двигатели танков и самолётов вермахта…

Командующий 8-й армией ПОВО генерал–лейтенант Пётр Собенников: «Утром 19 июня я лично проверил, как выполняются приказы. Части 10-й, 90-й и 125-й дивизий занимали траншеи и сооружённые из древесины и чернозёма огневые точки, хотя большинство сооружений ещё не были готовы. Должен заметить, что всё делалось, основываясь только на словесном приказе командиующего округом. После посыпались директивы прежние указания отозвать, потом – снова выполнять. Ночью двадцать второго мне лично командующий округом П.Кленов приказал отозвать войска с границы. Каждый боялся «спровоцировать войну», и поэтому очень не хватало единых согласованных действий».

В Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ) находится оперативная сводка штаба 11-го стрелкового корпуса 8-й армии, составленная в 3 часа 22 июня 1941 года, в которой указывается, что его 125-я стрелковая дивизия продолжала работы по усилению оборонительных районов и полосы предполья согласно плану обороны границы. На то время в полках уже были отрыты окопы на отделение, оборудованы командные пункты, перед фронтом некоторых частей на отдельных участках были вырыты противотанковые рвы, устроены завалы, подготовлены участки минирования.

Рядовой 90-й стрелковой дивизии Пётр Бричук: «Двадцать первого июня дальше мучились с колючей проволокой. Чистили секторы для стрельбы, вырубали кустарники. Спилили огромный старый дуб рядом с нашими позициями, чтобы он не стал ориентиром для врага. Молодая литовка, хозяйка усадьбы, очень просила командира дуб не пилить, потому что он является реликвией семьи, но просьбу её не выполнили».

Ночью 22-го июня неукомплектованная 125-я стрелковая дивизия тайно заняла позиции на фронте протяжённостью 25 километров.

Вспоминает ещё один участник событий тех дней: «В Прибалтике нас послали в Юрбаркас, где в семи километрах от немецкой границы строили доты. В лесу выбирали место для объекта, рубили лес, копали котлован для фундамента. Однажды трое наших воинов – повар, писарь и сапожник – решили дополнительно подзаработать. Взяли колья, верёвку и пошли, якобы, выбирать место для строительства. Подходят к дому побогаче и начинают измерять, как будто здесь будут строить дот. Хозяин дома, конечно, в шоке. А они ему предлагают: «Можем договориться...». И договаривались. А выяснилось всё, как чаще всего бывает, случайно.

В часть привезли кинофильм, на сеанс пригласили местных жителей. Они и узнали «инженеров». Обманщиков собирались судить, но не успели.

Двадцать первого июня меня и ещё трёх солдат нашего батальона начальство послало грузить спиленные деревья. За день погрузили две машины и остались ночевать в лесу. А утром за нами никто не приехал. Решили в часть в Юрбаркас возвращаться пешком. По дороге встретили отряд пограничников, они и сказали, что началась война».

Итак, 22 июня 1941 года полностью оборудованных бункеров не было, если не считать тех двадцати семи без вооружения. Выражаясь сухим языком цифр, из половины выделенного миллиарда освоено было всего сто двадцать семь миллионов рублей...

Необорудованные, неэффективные доты стоили огромное количество рабочей силы, строительных материалов, а вместе с тем, строительство отвлекало из регулярных войск немало кадровых военных.

В июне 1941 года в Прибалтийском особом военном округе началось формирование частей оборонительных укреплений: десяти пулемётно–артиллерийских батальонов, по одной роте связистов и сапёров, артиллерийских дивизионов. Всё это проходило из резервов округа, поэтому в корпусе стало очень не хватать профессиональных командиров. В некоторых ротах служило всего по одному командиру среднего звена.

За неделю до начала военных действий в каждом строительном участке было, якобы, по шесть–девять дотов, правда, с ещё не затвердевшим бетоном, без амбразур и вооружения. 16 июня получена директива в срочном порядке, за десять дней, амбразурные щели этих сооружений закупорить мешками с землёй или забить досками и поставить обычное вооружение...

А в ту судьбоносную ночь двадцать второго, в соответствии с «директивой № 1», лишь часть ДОТов приграничных УРов была занята своими гарнизонами до начала немецко-фашистского вторжения.

Полевое заполнение УРов не было обеспечено, либо было крайне недостаточным. В результате линия Молотова в целом не сыграла сколько-нибудь значительной роли в ходе приграничных сражений. Узлы обороны, которые успели занять советские войска, обходились и блокировались немцами в первые дни, а затем уничтожались штурмовыми группами.

Последний ДОТ 2-й роты 17 опаб был подорван немцами тридцатого июня 1941 года. Только на 12-й день войны замолчали орудия и пулемёты штабного ДОТа «Орёл», который защищала группа бойцов (25-27 человек) под командованием лейтенанта И.И.Фёдорова. Отдельные ДОТы линии Молотова оказывали сопротивление до двух недель, находясь в полной изоляции.

●●●

Бывший офицер вермахта Бруно Винцер: «Советские пограничники построили для себя укрытия в удобно распределённых бункерах. Оттуда нас встретил ружейный и пулемётный залп. Медленно, короткими перебежками мы приблизились к блиндажу. Но то, что мы там увидели, нас прямо шокировало. Это не было какое-то укреплённое бетонное сооружение, а просто примитивное укрытие из тонких веток, присыпанных чернозёмом. В этом укрытии могли поместиться только восемь человек».

●●●

Можно добавить, что ещё в субботу, двадцать первого июня, сапёрам были розданы бутылки с зажигательной смесью (сегодня мы их называем «коктейлями Молотова») и гранаты. Рано утром, вместе с первыми взрывами, упомянутому Т.Кузнецову приказано роту воинов вести на заранее укреплённую западную окраину Таураге и занять оборонительные позиции за железной дорогой – между кладбищем и мясокомбинатом. И было ещё добавлено, что если это не очередная провокация, а настоящая война, то надо отходить в сторону Шяуляй.