Легенда советской разведки
27 июля исполнилось 110 лет со дня рождения знаменитого советского разведчика, Героя Советского Союза Николая Ивановича Кузнецова.
В городе Ровно, столице рейхскомиссариата «Украина», по улице Дойчештрассе – главной улице города, размеренным шагом шёл обычный пехотный обер-лейтенант с Железным Крестом I класса, ленточкой Железного Креста II класса, продёрнутой во вторую петлицу френча и «Золотым знаком отличия за ранение». На безымянном пальце левой руки поблескивал золотой перстень с монограммой «PS» на печатке.
Знакомым офицерам вермахта он был известен как обер-лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт.
Он же «Кулик», он же «Учёный», он же «Колонист», он же Рудольф Шмидт, он же «Пух», он же Николай Васильевич Грачёв.
Он же Николай Иванович Кузнецов, советский разведчик и партизан.
Родился Николай Кузнецов 27 июля 1911 года на Урале в селе Зырянка, что в 93 вёрстах от уездного города Камышлова.
Николай был в семье третьим ребёнком. Рядом с ним росли две старшие сестры Агафья и Лидия, младший брат Виктор.
Первой учительницей Ники, как его звали в семье, стала старшая сестра Агафья. С её помощью крепкий и шустрый сероглазый мальчуган научился бегло читать, а затем, в шесть лет, и писать.
Семилетнюю школу он закончил в Талице. Учился он хорошо, много лет спустя учителя отмечали редкостную память Кузнецова, он с первого раза выучил всю таблицу умножения.
Заслуженная учительница республики Анна Зиновьевна Снегирёва ещё тогда занесла в свой дневник: «Николай – собранный мальчик, с большими задатками, подготовлен для учёбы хорошо, при живости характера на удивление внимателен».
В талицкие годы впервые проявились незаурядные способности Кузнецова к языкам. В этом отношении Николаю повезло – его учительница Нина Николаевна Автократова великолепно знала немецкий язык, - в своё время она получила образование в Швейцарии.
Не довольствуясь занятиями немецким языком в классе, Кузнецов отдавал много часов загадочной для его товарищей дружбе с преподавателем по труду – Францем Францевичем Явуреком. Это был бывший военнопленный, чех по национальности, великолепно говоривший по-немецки. С ним Ника упражнялся в разговорной речи, особенно с употреблением слов из солдатского жаргона. Третьим наставником Николая по изучению немецкого языка был провизор местной аптеки австриец Краузе.
Попутно Ника записался в кружок по изучению международного языка эсперанто и достиг в этом хороших результатов, в будущем он был принят в Союз эсперантистов и ему был выдан членский билет № 47001.
23 июня 1926 года Николай Кузнецов получил свидетельство об окончании семилетки и уехал в Тюмень, где его приняли на агрономическое отделение сельскохозяйственного техникума. После смерти отца, чтобы была возможность помогать семье, он переводится в Талицкий лесотехнический техникум. Будущий лесничий, кроме теоретических занятий, учился свободно ориентироваться на местности, хорошо ходить на лыжах, стрелять из охотничьего ружья и винтовки.
В стране, в связи с массовой коллективизацией, начиналась вакханалия всевозможных проработок и чисток. По доносу Кузнецова обвинили в кулацком происхождении и он как «чуждый элемент» был исключён из комсомола. Более того, по настоянию бюро ячейки его поспешно отчислили из техникума – всего за полгода до окончания. На руки вместо диплома дали справку о прослушанных предметах и производственной практике.
Только 19 ноября 1931 года президиум Уральской областной конфликтной комиссии ВЛКСМ рассмотрел жалобу Кузнецова и восстановил его в комсомоле.
Надо было где-то искать работу. От своих друзей Николай узнал, что в лесоустроительной партии Коми-Пермяцкого окружного землеуправления в Кудымкаре позарез нужен специалист по лесному делу, сказали, что его примут на работу и без диплома.
20 апреля 1930 года он был зачислен на скромную должность помощника таксатора в местном земельном управлении.
На первую зарплату Ника купил не одежду или обувь, а книжный шкаф и книги. В том числе и томик Гёте на немецком языке.
Николай стал изучать коми-пермяцкий язык, хотя учебников по нему ещё не существовало. Его он изучил так хорошо, что местные коми-пермяки принимали его как своего.
Однажды с Кузнецовым едва не случилась беда. Ночью, в глухом месте, на него совершила нападение группа бандитов из местных кулаков. Жизнь Николаю спас старый револьвер «смитт-вессон», выданный ему накануне, в те годы многие советские работники, лесоустроители в том числе, имели право ношения личного оружия.
В связи с нападением Кузнецову пришлось давать показания уполномоченному Кочевского райотдела ОГПУ И.Ф.Овчинникову. Овчинникову было приятно услышать, что с ним, коми-пермяком по национальности, говорят на его родном языке.
Считается, что именно Овчинников предложил Кузнецову стать негласным сотрудником органов государственной безопасности.
Направление на работу в ОГПУ тогда воспринималось за честь и доверие, оказываемое далеко не каждому партийцу, тем более комсомольцу. Не принять предложения Николай, активный комсомолец и патриот, просто не мог. И ни один «правдолюб» нынешнего разлива ни сегодня, ни завтра не вправе упрекнуть его за это. Как не вправе никто кинуть камень в адрес Артузова, Берзина, Зорге, Маневича, Абеля и др.
В Кудымкаре Кузнецов познакомился с преподавателем педагогического техникума Николаем Михайловичем Вилесовым, хорошо владевшим восемью языками. Он помог Николаю совершенствоваться в немецком, давал книги из своей домашней библиотеки.
В 1935 году Кузнецов переезжает жить и работать в столицу Урала – город Свердловск. В мае он устраивается работать на знаменитый Уралмаш. Здесь он - расцеховщик бюро технического контроля, конструкторского отдела. В обязанности Николая входит обеспечение чертежами всех цехов завода-гиганта.
На Уралмаше Кузнецов получил практически неограниченную возможность совершенствоваться в немецком языке. В те годы там работало ещё много специалистов из Германии.
Обаятельный и общительный, умевший легко сходиться с разными людьми, Николай вскоре завёл знакомство с несколькими немецкими инженерами. Специалисты, с которыми он общался, были родом из разных земель Германии, благодаря этому Кузнецов стал теперь практиковаться не только в немецком языке «вообще», так называемом «хохдойч», но изучать многие его диалекты и наречия.
Николай той поры – завзятый театрал, он по-прежнему увлекается лыжами и стрельбой, туризмом и даже альпинизмом. Решительно меняет Кузнецов и манеру одеваться. На нём простой, но всегда отутюженный костюм, мягкая шляпа, подобранные по цвету рубашки и галстуки.
В характере Кузнецова вдруг прорезалась новая черта: он любит и умеет, к тому же весьма убедительно, мистифицировать случайных, а то и давних знакомых. Впоследствии он играл много лиц: студента-заочника, иностранца, командира Красной Армии, лётчика, наконец, немецкого офицера…
В окружном отделе ОГПУ Коми-Пермяцого автономного национального округа 10 июня 1932 года Кузнецову присвоили псевдоним «Кулик», в Свердловске в 1935 году он стал «Учёным», в 1937 году – «Колонистом».
В январе 1936 года Кузнецов уволился из конструкторского отдела Уралмаша. С той поры он больше никогда и нигде ни в Свердловске, ни в Москве, не работал, а только выполнял задания органов государственной безопасности в качестве спецагента, а также агента-маршрутника.
Как-то судьба свела его с недавно приехавшим из Москвы новым наркомом НКВД Коми АССР Михаилом Ивановичем Журавлёвым. Ему был нужен помощник, квалифицированный специалист в области лесного хозяйства.
В качестве такового в поле его зрения попал Николай Кузнецов. Он успешно выполнил все задания наркома, за что сам Журавлёв получил поощрение из Москвы.
О том, как Кузнецов оказался в Москве, незадолго до своей кончины рассказал один из руководителей контрразведки СССР генерал-лейтенант Леонид Фёдорович Райхман: «Леонид Фёдорович, сказал Журавлёв после обычных приветствий, «тут у меня есть на примете один человек, ещё молодой, наш негласный сотрудник. Очень одарённая личность. Я убеждён, что его надо использовать в Центре, у нас ему просто делать нечего». «Кто он?» - спросил я. «Специалист по лесному делу. Честный, умный, волевой, энергичный, инициативный. Прекрасно владеет немецким, знает эсперанто и польский».
«Я понимал, что без серьёзных оснований Журавлёв рекомендовать не станет. А у нас в последние годы погибло множество опытных, не липовых, а настоящих разведчиков и контрразведчиков».
«Присылай, - сказал я Михаилу Ивановичу. - Пусть позвонит мне домой».
«Прошло несколько дней, и в моей квартире на улице Горького раздался звонок. В это самое время у меня в гостях был старый товарищ, только что вернувшийся из продолжительной командировки в Германию. Я выразительно посмотрел на него, а в трубку сказал: «Товарищ Кузнецов, сейчас с вами будут говорить по-немецки. Мой друг побеседовал с Кузнецовым несколько минут на общие темы, потом вернул мне трубку и, прикрыв микрофон ладонью, сказал удивлённо:
«Говорит по-немецки, как исконный берлинец!»
«Позднее я узнал, что Кузнецов свободно владел пятью или шестью диалектами немецкого языка, кроме того, умел говорить в случае надобности, по-русски с немецким акцентом.
На следующий день он пришёл ко мне домой. Когда он только ступил на порог, я прямо-таки ахнул: ариец! Чистокровный ариец. Росту выше среднего, худощавый, но крепкий, блондин, нос прямой, глаза серо-голубые. И прекрасная выправка, словно у кадрового военного, - и это «уральский лесовик!»
Мы затребовали из Свердловска личное дело «Колониста», внимательно изучили его работу на Урале. Кузнецов оказался разведчиком прирождённым, от бога. Как человек он мне тоже понравился. Помнится, я сказал ему: «Обрастайте связями».
Идеальным вариантом, конечно, было бы направить его на учёбу в нашу спецшколу, по окончании которой он был бы аттестован по меньшей мере сержантом госбезопасности (соответствовало званию лейтенанта Красной Армии).
Но учёба в училище занимала продолжительное время, а нам был нужен работник, который бы приступил к работе немедленно.
В конце концов, мы оформили Кузнецова как особо засекреченного спецагента с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата. Случай почти уникальный в нашей практике, я, во всяком случае, такового второго не припомню.
К началу войны он успешно выполнил несколько моих важных поручений. Кузнецов быстро оброс связями в театральной, в частности, балетной Москве. Это было важно, так как многие дипломаты, в том числе и немецкие, весьма тяготели к актрисам, особенно к балеринам. Одно время даже всерьёз обсуждался вопрос о назначении Кузнецова одним из администраторов… Большого театра.
Решили превратить его в этнического немца Рудольфа Вильгельмовича Шмидта. Якобы родился он в Германии, а потом вместе с семьёй переехал жить в Россию.
Рудольф Шмидт стал инженером-испытателем авиационного завода №2 в Филях.
Напрямую мы, контрразведчики, узнали о готовящемся нападении Германии на СССР уже в марте 1941 года – в определённой степени благодаря усилиям «Колониста». Он познакомился с технической сотрудницей германского посольства. С нашего позволения он завязал с ней роман. Эта сотрудница и сообщила Кузнецову о планах Германии».
А вот, что рассказывал бывший непосредственный начальник Кузнецова – Василий Степанович Рясной (дослужившийся впоследствии до звания генерал-лейтенанта и должностей замминистра МГБ СССР и замминистра МВД СССР): «Работать с «Колонистом» мне поручил лично начальник контрразведки П.В.Федотов. Уже одно это означало, что высшее руководство придаёт этому парню с Урала особое значение.
Кузнецову было поручено присмотреться к специфической атмосфере Столешникова переулка. Здесь уцелел осколок нэпа. Вокруг дорогих магазинов, а их там во все времена было много, постоянно толпилась тьма спекулянтов, перекупщиков, жуликов и аферистов. Захаживали сюда и иностранцы.
Тут покупали и продавали драгоценности, меха, антиквариат, часы - товар по тем временам редкий.
Кузнецов заметил, что там постоянно был один из сотрудников Словацкой миссии. Это был человек лет тридцати пяти, прекрасно говорящий по-русски. Мы решили его завербовать на почве алчности. Через несколько дней Николай познакомился с дипломатом-спекулянтом, представился лётчиком-испытателем Рудольфом Шмидтом. Разговор, естественно, вёлся и по-русски, и по-немецки. Дипломата звали Гейза-Ладислав Крно. Очень скоро Кузнецов стал его партнёром по бизнесу.
Оказалось, что он часто замещает посланника Словакии в его отсутствие. Крно регулярно ездил в Братиславу и привозил оттуда на продажу ювелирные изделия и, главным образом, часы. Его заинтересованность в Кузнецове объяснялась просто: удобнее и безопаснее продавать контрабандный товар одному надёжному посреднику, чем многим случайным покупателям.
За два месяца знакомства Кузнецов приобрёл оптом и отдал на Лубянку столько превосходных швейцарских часов, что руководство разрешило продать их «по себестоимости», то есть по весьма доступным ценам, всем желающим сотрудникам».
Однажды Николай сообщил Крно, что прийти на встречу не может, так как при аварийной посадке повредил ногу. Предложил принести товар к нему домой. Алчность победила осторожность, Крно согласился.
Кузнецов встретил его на костылях с забинтованной ногой. Дипломат снял пиджак, под ним был широкий пояс с множеством карманчиков на молниях. В каждом лежало по паре мужских и женских часов марок «Мозер», «Лонжин», «Докса».
В этот момент раздался звонок в дверь и вошёл Рясной с двумя оперативниками, якобы из домоуправления, из-за протечки воды в ванной. Увидев разложенные часы, они представились работниками уголовного розыска, сказали, что обязаны сообщить о его задержании в Словацкую миссию.
Крно стал просить никуда не звонить. Предложил забрать себе «патронташ» с часами, мол, здесь целое состояние. Один из сотрудников вынул фотоаппарат и начал делать снимки. Тут Крно всё понял и окончательно сник. О сотрудничестве, условиях, формах связи договорились быстро…
С помощью Кузнецова удалось проникнуть в личный сейф военно-морского атташе германского посольства Норберта Вильгельма фон Баумбаха и переснять все имеющиеся там документы. Активно участвовал он в разработке члена германской торговой делегации Майера, венгерского гражданина с немецкой фамилией Шварце, представителя шведской авиакомпании Левенпагена, американского журналиста Джека Скотта, сотрудника аппарата военного атташе Японии и ряда других лиц…
По свидетельству генерала П.Судоплатова, участвовал Кузнецов до войны и в операциях по перехвату немецкой дипломатической почты, поскольку время от времени дипкурьеры останавливались не в германском посольстве, а в гостиницах «Метрополь» и «Националь».
После воссоединения Западной Украины с УССР, побывал Кузнецов в городе Черновцы. Там им был разоблачён законсервированный немецкий агент Десидор Костнер.
Услышав 22 июня 1941 года сообщение о вероломном нападении Германии на СССР, Николай Кузнецов удивлён не был. Он твёрдо и с самого первого часа знал: война будет страшной и кровопролитной. Ему позвонили на квартиру: «Надолго никуда не уходи. Жди распоряжений…»
Кузнецов не знал, что в первые же дни войны его фамилия была занесена в список тех, кого на фронт не посылали, а забрасывали в глубокий тыл противника. В этом списке ему был присвоен псевдоним «Пух».
По решению руководства страны была сформирована Особая группа при наркомате НКВД, 5 июля 1941 года начальником группы назначили ст. майора госбезопасности Павла Судоплатова, имеющего личный опыт закордонной работы.
Генерал-лейтенант Райхман вспоминал: «Как ни жалко нам было, но мы все же решили передать Кузнецова в распоряжение Судоплатова, но не на совсем, а как бы «одолжить»». У себя фактически, на тот момент, мы все его возможности исчерпали».
«Колонист» должен был работать непосредственно в среде захватчиков, причём в форме и с документами офицера немецкой армии. Для всех в будущем отряде он будет Николаем Васильевичем Грачёвым.
Для этой цели Кузнецову необходимо было досконально изучить структуры немецких войск так, как её должен знать реальный немецкий офицер. Решили, что надёжнее всего причислить Кузнецова к самому массовому роду войск – пехоте. И звание присвоить наиболее подходящее для возраста – «обер-лейтенант».
Прошёл Николай и «обкатку» в одном из концлагерей для немецких военнопленных в Красногорске. Там все приняли его как «своего». Здесь он намертво запомнил «ходовые» словечки и выражения, которых не встретишь ни в одном словаре.
3 июня 1942 года Кузнецов подаёт «на верх» свой новый рапорт, в котором есть такие слова: «Дальнейшее моё пребывание в бездействии я считаю преступным перед моей совестью и Родиной…»
Он мог бы его не писать. Николай был включён в состав опергруппы «Победители», которая под руководством капитана госбезопасности Дмитрия Медведева должна была действовать на Украине, в районе города Ровно.
Именно скромный Ровно с его сорокатысячным населением, а не Киев, гитлеровцы объявили «столицей» оккупированной Украины. Также Ровно стал центром рейхскомиссариата «Украина» (РКУ). Рейхскомиссаром «Украины» Гитлер назначил обер-президента и гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха.
Внедрить Кузнецова в какое-нибудь военное учреждение или воинскую часть города в короткий срок было практически невозможно, да и не нужно. Требовалось придумать для будущего офицера вермахта такую должность, которая позволяла бы ему сколько угодно часто появляться в Ровно и оставлять его, бывать в различных учреждениях, не вызывая подозрений.
Для Николая Кузнецова была найдена такая должность: чрезвычайного и полномочного хозяйственного командования по использованию материальных ресурсов оккупированных областей СССР в интересах вермахта – «Виртшафтскоммандо», сокращённо «Викдо».
Это был превосходное прикрытие. Он не был прикреплён ни к какому конкретному учреждению немцев в Ровно, но имел основание появляться в любом. Он никому в городе не подчинялся и ни от кого не зависел.
Соответственно надо было подготовить Кузнецову биографию-легенду. Помог случай.
Полковник внешней разведки Павел Георгиевич Громушкин в годы войны и после неё изготовлявший поддельные документы для нелегальных разведчиков, рассказывал: «В декабре 1941 года под Москвой было разгромлено множество немецких частей. В штабе одной такой части было обнаружено много документов, принадлежавших погибшим офицерам, но ещё без отметок об их смерти.
Несколько таких комплектов показали Кузнецову, и он просто ахнул, изучив один из них. Приметы некоего обер-лейтенанта Пауля Вильгельма Зиберта (а в «зольдбухе», кроме фото, было и описание примет): рост, цвет волос, цвет глаз, размер обуви, даже группа крови полностью совпадали! Единственное, что не сходилось, - возраст. Кузнецов родился в 1911-м, а настоящий Зиберт, - в 1913 году. Но на глаз заметить такое различие невозможно. Нам оставалось только кое-что добавить в «зольдбух», скажем, внести запись о ранении. Также требовалось научить Кузнецова расписываться как Зиберт, поскольку в «зольдбухе» была строка «собственноручная подпись владельца».
Снимок нового обер-лейтенанта Зиберта отпечатали на трофейной немецкой фотобумаге, приклеили немецким фотоклеем, использовали для печатей подлинную немецкую мастику, для записей немецкие чернила».
Следует отметить, что за полтора года деятельности Зиберта в Ровно его документы проверялись около семидесяти раз и – благополучно!
В июне 1942 года определился и район десантирования отряда «Победители», примерно в 300 км от Ровно. Ближе никак нельзя – десант сразу привлёк бы внимание немцев. Предстоял трудный и длительный переход к городу.
(Окончание следует)
