9 февраля 2023 года исполняется 100 лет со дня рождения вильнюсского поэта Михаила Двинского. Его творческая судьба сложилась необычно. Как поэт он заявил о себе в возрасте далеко за сорок, пройдя войну и прослужив четверть века в армии.
М.Двинский (Михаил Иосифович Бернштейн) родился в Петрограде в семье служащих. После окончания средней школы в 1939 г. за компанию с друзьями поступил в Ленинградский кораблестроительный институт. Он успел закончить два курса, когда началась Великая Отечественная война.
С началом войны студенты этого института как важного для обороны страны получили бронь от призыва в армию. В критические дни осени 1941 г. они строили противотанковые заграждения под Ленинградом. Заграждения немцев задержали, но не остановили. Началась блокада. Обстрелы, бомбежки, стужа, голод…
Пока были силы, Михаил в рядах местной противовоздушной обороны дежурил на крыше, тушил немецкие зажигалки. Потом от недоедания слёг с дистрофией.
Летом 1942 г. по Дороге жизни институт эвакуировали в Нижний Новгород. Подлечившись в госпитале, Михаил отказался от дальнейшей эвакуации с институтом в Киргизию и пошёл в военкомат. Как студента технического вуза его определили в Горьковское училище зенитной артиллерии, где он осваивал новую для того времени технику – радиолокаторы. С июня 1944 г. младший лейтенант Бернштейн – на Ленинградском фронте, в 83-й отдельной зенитно-артиллерийской бригаде ПВО.
После победы Михаил хотел демобилизоваться, военная карьера его не привлекала. Однако образованных офицеров не хватало, и из армии его не отпустили, направили служить на военный аэродром в Архангельск.
Тогда Михаил, чувствовавший склонность к литературному творчеству, попробовал поступить на факультет журналистики Военно-политической академии. Однако в стране уже разворачивалась антисемитская кампания борьбы с «безродным космополитизмом», и ему отказали.
В 1948 г. Михаил поступил в Рижское высшее военно-инженерное авиационное училище, куда принимали евреев. После окончания училища в 1952 г. Михаил – инженер по самолётным радиостанциям в Нижнем Новгороде. Расположением начальства он не пользовался – и как еврей, и из-за независимого характера и принципиальности, так что при первой возможности от него постарались избавиться.
В 1958 г. Михаила перевели в Литву (откуда родом был его дед) преподавателем в Школу младшего авиационного состава (ШМАС) в Ново-Вильне (тогда – город, районный центр).
Первая его публикация появилась в специализированном журнале «Вестник воздушного флота» - статья «Как повысить качество проверки самолётных радиостанций» (1959).
В 1959 г. начался очередной этап масштабного «хрущевского» сокращения армии, в 1960 г. ШМАС ликвидировали.
Большинство офицеров уволили в запас без пенсии, а Михаила снова не отпустили. Он сменил несколько частей и родов войск, служил в Немане (Калининградская область). Из артиллерии – в авиацию, из авиации – в ракетные войска, из ракетных войск – в войска связи…
С 1964 г. Михаил – преподаватель электротехники и радиотехники Вильнюсского радиотехнического училища войск ПВО. Его ценили как специалиста.
Однажды он не понравился проверяющему генералу из Москвы, и тот приказал его убрать из училища. Начальник училища этот приказ проигнорировал. Но по тем же причинам, что и раньше, любовью начальства Михаил не пользовался и по службе не продвигался. Закончил службу по выслуге лет в 1968 г. в звании майора.
Теперь он мог, наконец, полностью отдаться тому, к чему давно лежала душа. Вместо по-прежнему «неудобной» в СССР фамилии по совету опытного журналиста Михаил взял литературный псевдоним Двинский (по фамилии матери).
Иронические, сатирические стихи, афоризмы, публицистика, стихотворные переводы с литовского, латышского, польского, немецкого, болгарского языков публиковались в десятках российских и литовских периодических изданий («Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Москва», «Звезда», «Нева», «Аврора», «Литературная газета», «Известия», «Труд», «Крокодил», «Вильнюс», «Литва литературная» и многих других – всего около 50, в том числе и в «Обзоре»), в латвийской «Даугаве», в антологиях и сборниках литовской поэзии на русском языке.
Выходили его стихи и в переводе на литовский язык («Пяргале», «Шлуота», «Гайрес», «Теса»). В Литве вышло три сборника его стихов: «Букет крапивы» (1980), «Суп из Жар-птицы» (1987), «Кирпичи из-за пазухи» (2000).
М.Двинский добился признания коллег-литераторов. Вот несколько отзывов.
Главный редактор журнала «Крокодил» М.Семёнов: «В сатирической поэзии [М.Двинский] – человек не случайный. Хорошо владеет формой стихотворного фельетона, умеет найти для него значительную тему, выразить её ярко и образно… Владеет и формой краткой, язвительной эпиграммы» (1978).
Писатель А.Вайнер: «Очень уж на работе и дома смеялись. Ваши стихи нечто большее, чем сатирические и пародийные в смысле поэтики… Действительно, «прочнее прочих срублены» (1981).
Поэт В.Лифшиц: «Вполне достаточно хороших, вполне квалифицированно написанных стихов… Они разнообразны по тематике… Многие остроумно задуманы и выполнены, почти в каждом стихотворении есть внутренний сюжет, свой внутренний ход. Вы не избегаете словесной игры, – свойство, к сожалению, почти утерянное» (1974).
Поэт Ю.Кобрин: «Знакомство со стихами Михаила Двинского доставит читателям приятные и веселые мгновения. Естественный юмор, тонкая ирония, отличная литературная форма свойственны лучшим произведениям автора…» (1980).
Поэт В.Реймерис в рекомендации М.Двинского на приём в члены Союза писателей Литвы писал: «Михаил Двинский (Бернштейн) – не новичок на ниве перевода литовской поэзии. Хотя его творческое амплуа – сатира и юмор, но хорошо владеющий поэтической техникой М.Двинский достиг очевидных результатов и в труде по переводу лирики. Последние годы он очень плодотворно работал, его перу принадлежат переводы немалого пласта творчества более 40 литовских поэтов (К.Бинкиса, К.Боруты, В.Монтвилы, П.Ширвиса, А.Балтакиса, А.Малдониса, Э.Межелайтиса, Й.Мацявичюса, В.Реймериса и др.). Они напечатаны в вышедших книгах, антологиях, часто публикуются в периодике – республиканской и центральной…» (1986).
Всего М.Двинский перевёл на русский язык стихи около 50 литовских поэтов. Однако своим для них он так и не стал, в Союз писателей Литвы его не приняли, несмотря на все рекомендации и соблюдение всех формальных требований.
Основная часть творческой деятельности М.Двинского выпала на советский период, с его цензурными, идеологическими ограничениями, эзоповым языком. Тем не менее, многие его произведения тех лет не стали анахронизмом, читаются вполне современно.
С распадом СССР постепенно не стало возможностей печататься в России. Последняя публикация появилась в «Литературной газете» в 2003 г. в связи с 80-летним юбилеем. А в Литве почти исчезла русскоязычная периодика. Последняя публикация датирована 2012 годом.
Но М.Двинский, сохранивший поэтический дар и чувство юмора до глубокой старости, продолжал писать в стол – стихи, воспоминания, заметки. Последняя запись в дневнике сделана 5 сентября 2014 г.: «Приключеньице. Возвращались с прогулки: папа ковылял с палочкой, мама несла складной стул для папы. Две встреченные девушки сказали комплимент: «Как красиво смотрится эта пара!» Папа ответил: «Когда вам будет 91 год, вы тоже будете смотреться красиво!..»
Умер Михаил Двинский 26 января 2015 года.
Инф. «Обзора»
Михаил Двинский
СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ
У пирога власти
Право радостно орало.
Сила тихо придавила.
Нет правее силы Права!
Но сильнее – право Силы.
Чтим три в политике начала:
Ум, честь и совесть Капитала.
Толпа суммирует умы
Во славу тупости и тьмы.
Даруют нам за -измом -изм...
Сколь разных ярких ярлыков
У столь похожих видов клизм
Для промывания мозгов!
Тем демократия гуще, чем чаще
Дойный народ выбирает доящих.
Политика – волшебная игра:
В ней правилами правят шулера.
Смельчак
Мне учинил сегодня шеф
Разнос очередной.
Тут я, от гнева ошалев,
Hе совладал с собой...
Об стол как стукну кулаком!
Война — так уж война!
И всё, что думаю о нём,
Я выложил сполна.
Эх, смело, вволю пошумел!
Ух, как же был я зол!
Ох, побелел бы он, как мел,
Да жаль — уже ушёл.
Колыбельная-крупнопанельная
Спи, дочурка, баю-бай.
Энергичней засыпай!
В нашем доме тишина
Сверху донизу слышна.
Не гудят аккордеоны,
Смолкли стоны радиол,
От гитарного трезвона
Не подрагивает пол...
Стихли выкрики на третьем,
Не пищит восьмой этаж —
Значит, спят четыре Пети,
Три Марины, шесть Наташ…
Вот и сам Тамарин папа
Начал свой концерт ночной —
Слышишь, слева за стеной
Загудел рояль от храпа?..
А под нами — не обвал,
Просто наш сосед упал.
Ты слова его не слушай,
А не то завянут уши!..
Кто не спит в весёлом доме,
В затихающем содоме?
Всем вам песенку пою:
Баю-баюшки-баю!..
Сонет о символе глубокомыслия
Вначале, как известно, было слово.
Молчание придумано потом.
Но до сих пор значенье такового
Ещё не оценили мы путём.
Что в нём таится? Может, бездна мысли?
А может, интеллекта дефицит?
Однако не унюхать, не исчислить,
Какой секрет безмолвием сокрыт...
Всегда рискует чем-то даже гений,
Поддерживая вслух одно из мнений.
Зато хранить их про запас внутри
Сумел бы смело ты хоть целых три!
Носи, как высшей мудрости печать,
Умение красиво промолчать!
Дёшево, да мило
Предвкушение отрадней завершения,
Ожидание приятней обладания.
Нет поэтому подарка драгоценнее,
Чем красивые пустые обещания.
Сонет об относительности времени
Не верь, что время — деньги.
Ведь ни в банке,
Ни даже на заводе часовом
К минутам не добыть
тебе добавки,
Будь хоть с женой директора
знаком,
А в то же время —
сколь различно время.
Для разных лиц течёт,
ползёт, летит!
Тот — гонит вал,
спеша к раздаче премий.
Другой (он на окладе)
бодро спит...
Как тянется свиданье
с прокурором...
А как — с подругой сердца
твоего?
Ты ждёшь начальства,
млея в коридорах, –
Длинней часы твои или его?
Коль хочешь управлять
длиной минут.
Будь тем, кого другие
с мукой ждут!
Конёк-огонёк
Люблю экзотику походов,
как Дон-Кихот, как Бармалей,
и чем противнее погода —
тем для похода веселей!
Я то видал, что не видали
ни Черномор, ни Хейердал,
я наблюдал такие дали,
куда сам чёрт не попадал!
Всё ерунда: рюкзак и кеды,
велосипед и поезда...
Я без труда пройду-проеду
весь белый свет туда-сюда!
Вмиг перепрыгну все преграды —
и гор громады, и пески.
Шагая через водопады,
не замочу ничуть носки!
Я глажу пуму против шерсти,
пасу китовые стада...
Я телекинопутешествий
не пропускаю никогда!
КПП
Люд избавился от пут:
Отменили Пятый пункт.
Глупо! В нём всегда нужда.
Взять ежовые года:
Как тогда без пункта Пять
Вредных стали б выявлять?
А когда был заклеймён
Длинный ряд штрафных племён, -
Без анкетки чёткой как
Загружали б товарняк?
Но и в наши времена
Всюду бдительность нужна,
Чтоб чужой головорез
К нам в кормушку не залез.
Иногда всё ясно нам
По не нашим именам.
Если ж наше - вдруг оно
Чужекровному дано?
И фамилией порой
Скрыт, как маской, нос чужой.
Ну а пунктик тот покажь -
Ясно сразу: наш? Не наш?
Нет, никак нельзя изъять
Пункт охранный номер Пять!
А напротив: чтоб верней |
Просветить состав кровей,
Я б копнул и глубь веков:
Прапрапрадед - кто таков?!
Бодряческий сонет
Ах, вредные проделки времени!..
Всё меньше седины на темени.
Все больше темени в стихах,
Все реже «ух!», но чаще – «ах...»
И тянут темы всё не те меня.
И метроном колом по темени
Колотит, отмеряя срок,
Но душу в пятки не упёк!
Была б вакцина от старения
Так без конца бы трепетал:
А вдруг - потоп, землетрясение,
С лесов по черепу плита...
Нет, не подарок юность вечная.
Пусть лыс - зато дышу беспечно я!
Темп жизни
Ох, как трудно
вышагивать в ногу
с нашим бурным,
стремительным веком!..
Удивительно ли,
что иному
просто некогда
быть человеком?
НАПУТСТВИЕ
Гневно сопя
И зубами скрипя,
Не выходи
Далеко
Из себя.
Если же все-таки
Тронулся
В путь,
То возвратиться
В себя
Не забудь!
Из микролитражной философии
Что звучит прекрасней
Грубых истин,
Если их подкрасим
Да подчистим?..
Философ к изречению
Другое подберет,
Где мудрости - не менее.
Но все - наоборот.
Сила большинства - в количестве,
При любом комплекте личностей.
Что там ваша правота,
Если численность не та!
Своим упейся языком,
Чужие все - повыстегай!
Сей взбрык научный назовём
Карательной лингвистикой.
Законы, формы, нормы да каноны
Хорошим людям создают препоны.
Пусть высится Законность, как стена!
Но дверца для достойнейших нужна.
Отношения
Все совершенней
С повышением
Норм подношений!
День грядущий не тревожит -
Оптимизма бьёт струя,
И все тверже верю я,
Что уж хуже быть не может.
Нирвану – ветерану!
Бесценен наш Жизненный Опыт!
Он сотнями дуростей добыт.
Желаешь отличиться долголетьем -
Займись как можно раньше делом этим.
Эх, дядя, возраст не заслуга,
Не род почетного недуга,
А просто повод для речей –
И оправданье для врачей.
Хвори, ползя чередой неустанно,
Разнообразят досуг ветерана.
Ох, нынешняя так ужасна молодежь!
Но хуже, что себя уж к ней не отнесешь...
От дурости до мудрости
Десятки лет уму расти.
Зато обратный путь
Пройти – лишь раз чихнуть...
Будьте здоровы, кто может!
Программное
Да, я не Байрон. Ну и что!
Кому от этого досада?
И сколько Байронов
нам надо?
Десяток? Сорок? Или сто?
Хороших надо нам и —
разных.
На то указано не зря.
Ведь первых, мягко говоря,
Всегда хватало. И напрасно!
Я — разный! — вот он,
мой девиз.
На том стоим.
Я твёрдый парень.
Прочти меня, и удивись,
И молви:
«Да, сплошной Не Байрон!»
Железный срок
Шабаш, не буду слабым боле!
Даешь стальную силу воли!
Решаю в ночь под Новый год
Вся жизнь
По Новому пойдёт!
Ах, чары тостов новогодних...
Всё с маху поломать? Сегодня?!
Нет, бесхарактерность и лень
Я одолею
В Женский день!
Ах, дамы в марте... Хмель и прелесть
Ну где ж тут думать о себе!..
Но верьте: перелом в судьбе
Свершу я
Первого апреля!
Жуть
Убивали жертву час за часом.
Мучили со смаком, не спеша.
На глазах у всех поточат лясы —
И беднягу режут без ножа.
Но сперва бутылкой оглушили,
После дымом яростно душили
И, пырнув тупейшим анекдотом,
Жеребцами ржали до икоты.
Кончена расправа. Лампы гаснут.
Сладостно компания храпит.
И бормочет кто-то хриплым басом:
Вечерок еще один УБИТ!
Изящные манеры
Всегда побрит,
Причесан и умыт.
Собаку съел
В галантном обращении.
Он даме
Никогда не нахамит,
Не попросив заранее
Прощения.
Стойкий приверженец
Не верьте сплетням, будто мненья
Я изменяю слишком часто!
Во мненье форменный кремень я —
Пока не сменится начальство.
КАК СТАТЬ РЕШИТЕЛЬНЫМ
Я рожал решения в мучениях,
Но теперь проблема не страшна:
Все мои мудрейшие решения
Мне объявит вовремя
Жена!
Неоконченный роман
Вы цвели в старшей группе детсада,
Я же третий заканчивал класс —
И влюбился с четвертого взгляда
В колдовское свечение глаз!
Громко хлопали ваши ресницы,
Я испуганным носом сопел.
Рот раскрыл, чтоб во всем объясниться,
И в таком положенье — замлел...
Вы меня пригласили на свадьбу.
Я горел: не отдам! украду!
Вот бы... только бы... вас отозвать бы…
Но — язык потерял на ходу...
А вчера я в аптеке таился.
Вы в детсад отводили внучат.
И тогда наконец я решился!
Чую: сердце сейчас отключат...
И я выпалил дерзостно, четко,
Челюстями почти не стуча:
«Влажность... выросла... Ну и погодка»,
И клюкою тряхнул сгоряча...
Ох, неверно я вел себя в корне!
Но теперь — вопреки февралю —
Объяснение в письменной форме
Вам бесстрашно по почте пошлю!..
Мужское коварство
Ах, зачем я на удочку клюнула!
Все мужчины — лжецы и плуты.
Соблазнил меня, дурочку юную.
Растоптал золотые мечты...
Нет, не скрыл он, что годен мне в дедушки.
Этот факт утаить мудрено.
И с другими не водится — где уж там!
Лишь со мной бы сыграть в домино...
И порвать не грозит завещание,
И мне в очи не тычет вещами он,
И приятели в доме мои
Для него — просто члены семьи...
Но простить не могу надувательство!
Так досадно — хоть волосы рви...
Обольститель-то мой, когда сватался,
Уверял, что помрет от любви!..
Любимец Гименея
Полный дум высоких и прекрасных,
Вечный оптимист и весельчак,
Славлю брака сладостное рабство,
Чту семейный тепленький очаг.
Ох и ограничен, ох и глуп же
Холостяк, обросший скорлупой!
В этом убеждаюсь я все глубже
С каждою женой очередной.
Весеннее невезение
Весна!..
Пробудились медведи,
Поют серенаду коты,
Трава зеленеет в кювете,
В ларьке дешевеют цветы. ..
А ты
От меня и от солнца
Не таешь, подобно снегам.
С усмешкой раскрыла оконце,
Подставив меня сквознякам. . .
Ах, пойте, коты и медведи,
О том, как коварна весна!
А я всех несчастней на свете —
Мне дарит лишь насморк она!
Эпитафия-счёт
Прощай, о должник Дорогой!
На камне так хочется высечь
Слова нашей скорби святой:
«Здесь плакало больше двух тысяч».
Осторожная эпитафия
Тут спит отец—заочник,
Беглец от жен и дочек.
Но, может быть, не спит,
А только сделал вид?
О женщины, проверьте
Свидетельство о смерти!
Внутренний враг
Прицепилась, заныла: «Как стыдно...»
Отбриваю: «Во-первых, не видно.
Во-вторых, не желал же я зла!
Подвела слабина воспитания.
Биоритмы — в дурном сочетании...
А влияние генов учла?
А сползание солнечных пятен?..
Критиканский твой зуд неприятен!»
Ошарашена, в прах сражена —
От меня отвязалась она.
Так и терпим друг друга, не ссорясь:
Я — и эта занудища
Совесть.
Славословие носу
Как ни торчи — стручком, морковкой, сливой, —
А миссия возвышенна твоя.
О нос! Ты — и форштевень горделивый,
И компас цепкий в мути бытия.
Чутье твое мудрее чувствий прочих.
Чуть только воздух ноздри пощекочет —
Ты вмиг запеленгуешь без труда:
Откуда ветер дует и куда.
Кто носит верткий, чуткий нос толково,
Кто всунуть в узкий паз его готов,
Тот обойдет красиво простаков,
Оставит с носом умника любого.
Так берегите же локатор-нос
От ущемленья дверью, от заноз!
Дифирамб языку
Ну как бы смог вертеться без него я,
Чем выразил бы рвенье трудовое?
Ни мимика, ни ручка, ни рука,
Ни палка не заменят языка.
Тишайший шепоток, елейный лепет,
Пронзительнейший зык и грозный рык,
Фонтаны мысли, фейерверк нелепиц —
На все готов бескостный мой язык.
Озвучит бойко он любую сцену.
«Язык мой — враг мой»?
Нет же — друг бесценный!
Как людям в душу ловок он влезать,
Как ловок словом преданным лизать!
Но личный мой язык — не колокольный:
Сколь чужд ему трезвон самодовольный!
Пускай бурлят страстишки в глубине —
Он лишнего не выпустит вовне.
Достоин воспеванья и легенд
Мой основной рабочий инструмент!
Панегирик локтям
Не ищу я кривых путей —
Напрямик, напролом иду.
Мощь моих молодых локтей
Конкурентов сметет орду.
Не люблю утомлять язык,
Не привык напрягать мозги.
Против всяческих закавык
Локти — лучшие рычаги.
Мне заискивать ни к чему.
Тихой сапой не рою ям.
Кто там мямлит: «Почет уму...»?
Пойте славу стальным локтям!
Рыцарь нечеткого образа
Дон-Кихот, не спорю, страшно мил.
Резал правду-мать напропалую,
Ветряки отчаянно громил,
Разогнавши клячу удалую...
Хитроумных номеров не счесть.
Въедливый, лихой, неукротимый,
Лез он в драку — так зудела честь,—
Хоть рубал всегда немного мимо.
В общем, славный малый. И ему
Продолжать бы яркий турпоход свой…
Лишь одно смущает: ну к чему
Это дорогое донкихотство? ...
Бестактность
Он искренностью весь,
Как метеор, искрится!
Без просьбы обещал
Помочь немедля вам.
И лицемерья в том —
Ни крошки, ни крупицы:
Ведь всем своим словам
Он свято верит сам.
...Он столько теплоты
Истратил на искренье,
Таким огнем души
Бесхитростной
Блеснул...
И дёрнул же вас чёрт
Напомнить без зазренья,
Чтоб он
Еще и выполнил посул!
Бедные рифмы
Сосал.
Сопел.
Хватать ловчился.
Пересидел.
Недоучился.
Кивал.
Не спорил.
Умилил.
Всех объегорил.
Подкузьмил.
Не состоял.
Не привлекался.
Везло.
Вилял.
Не попадался.
Не ел.
Не пил.
Не пел.
Не спал.
Скупал.
Копил.
Копил.
Скупал.
Все закупил.
Все закопал.
Овеществил
Свой идеал.
Воды попил.
И дуба дал.
Собачий бум
Собака человеку — древний друг?
Начитаны! С младенчества. Однако
Читала ли про то сама собака?
Вон та, с клочком моих парадных брюк?..
Был пес-герой — он в мраморе изваян.
Наверно, жил и милый Белый Бим...
Собачий род не зря людьми любим.
Но друг ли человечеству Хозяин?
К примеру, тот — видать, ученый муж,—
Прослышал, будто в Ниццах да Парижах
Знать водит волкодавов для престижа.
Другой нашел с бульдогом общность душ:
Рычит с ним дружно, грозно на прохожих,
Свои клыки оскалив по-бульдожьи.
А третий горд: ах, умница барбос,
Клочок-трофей хозяину принес!
Хвостатый брат наш меньший зверски рад
Служить, повиноваться властелину.
(Хотя порой обратную картину
Мы видим: на подхвате — старший брат...)
Нас будит голос друга спозаранку,
Перекрывая бодро семь октав:
От звонкого болонкина сопрано —
До церберского баса. Гав! Гав! Ррр-гав!
Дог вывел на прогулку гражданина...
Гражданочка с опаской шепчет: «Ой...»
А ну-ка, покажи манеры, псина,—
И я скажу, каков хозяин твой!
Интеллектуальный взрыв
Кто ж первый «хомо сапиенс»,
«Разумный человек»?
Ученые поцапались,
Грызутся целый век...
Об истине заботяся,
Полгода мыслил я —
И вот она, гипотеза
Глубокая моя.
...Однажды в веке каменном
Косматый предок Н.
Полез за раком в ямину,
Где влага до колен.
Вертя угрюмо зенками,
Склонился над водой —
И тут узрел, как в зеркале,
Нелепый облик свой.
И гоготом раскатистым
Вдруг землю огласив,
Сверкнул он новым качеством:
Шутлив — и не спесив.
С широкою дикарскою
Улыбкою своей
Он стал в природе царствовать —
Весёлый сын зверей.
Заткнёт богов он за пояс...
Так вот: коль сам ты «сапиенс» —
Умей в момент любой
Смеяться над собой!
Давайте спорить!
Долбанем коллегам в лобики
Кистенем железной логики!
Так, путем живой дискуссии,
Обретем единовкусие.
Твёрже камня
Он долго дыры
Лбом
Долбил —
А ты смеялся:
Мол, дебил...
Но стену проломил он:
Тррах!—
И ты ж остался
В дураках.
НАДЁЖНЫЙ ТЕСТ
Покажи мне пустую тару,
Что на сдачу ты приволок,—
И диагноз я вмиг поставлю:
Чем заполнен твой Котелок!
Сила слабости
Легко ли быть
Не просто женщиной,
А — плюс к тому —
Еще и женственной?
Для этого
Ей нужно ужас как
Воистину мужское
Мужество!
Не подкопаешься
Чтя свод правил,
Делом правил
Аккуратно, в меру сил.
Дело, правда, провалил,
Но — всецело
В рамках правил!
Правее правого
«Покупатель
Всегда
Прав»,—
Пока кроток
Его
Нрав.
Чуть дерзни он
Качать
Права,—
Трижды
Будет
Торговля права!
Сонет в защиту лености
Кто есть лентяй? Он — рационалист:
Умело, экономно тратит силы,
Чтоб их на отдых длительный хватило.
Он — тонкий тактик. Путь его тернист!
Гераклу не изобрести машину —
Бедняга недостаточно ленив
И гнуть готов без передышки спину,
Чтоб только втиснуться в наивный миф...
Лишь лодырь, мобилизовав смекалку,
Создаст универсальную шпаргалку.
Он, рукава жилета засучив,
Подхватит тыщу инициатив.
Отводит он легко угрозу стресса...
Выходит, лень — локомотив прогресса!
Сонет о порядочности
Давайте благосклонней, мягче будем
К чудаковатым, совестливым людям!
Порядочность партнёра — это клад,
Пускай он даже где-то глуповат.
Когда тебя приятель облапошит —
Скребутся на душе десятки кошек.
А если б вышло всё наоборот —
Ты б радовался сам, как сытый кот...
Люблю, когда лучится добродетель
И дяди простодушны, словно дети.
Дружище! Для меня твой честный лик —
Маяк в толпе отпетых прощелыг.
Как здорово, что доблестей твоих
Хватает нам с лихвою на двоих!
СОНЕТ О СЛАДКОЙ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ
Случайно ли впадают деды в детство,
Рискуя подмочить авторитет свой?
Душой в страну беспечности летя,
Ликует бородатое дитя...
Мы все в известной степени ребенки.
Хоть на дубленку сменены пеленки,
А отвыкать не хочется от них...
И нянчат нас, вникая в каждый чих,
Общественность, маманя дорогая,
Начальство — все, кого удастся впрячь.
До пенсии дитя уберегают
От перенапряжений, недодач...
Под крылышком у нянек — благодать.
Так не спеши из детства выпадать!
ПЕРЕВОДЫ С ЛИТОВСКОГО Михаила ДВИНСКОГО
Вацис Реймерис
ЭТА СТАРАЯ ПЕСНЯ
Прощай, Литва,
мне недурно жилось…
Прощай…Убываем, куда удалось.
Прощай, Литва… Принимай, заграница,
Поток мозгов, голосов и ног…
А может, сумеем и здесь перебиться –
кой-кто послужить и отчизне бы мог.
Прощай, Литва… Обойдемся без плача.
Даешь доллары, марки, иены!
Зажить с ними сможем лучше, иначе –
вернемся, как истые джентльмены,
и, в горло виски плеснув побойчей,
с чикагским прононсом скажем «о‘кей!»
Юозас Мацявичюс
БИОГРАФИЯ
Тесна графа полков и дат.
Коснулся старых ран солдат.
Как взрывы, в памяти взросли
все годы, что в боях прошли,
в полях кровавых и в дыму.
И словно пепла горсть ему
в глаза швырнули – и ни зги…
До боли стиснув кулаки,
солдат седеющий затих.
Друзей припомнил боевых.
Слеза на краешке стола
звездой упавшей замерла.
И был красив боец простой,
и в чем-то сходен со звездой.
Эдуардас Межелайтис
Мы русское сельцо освобождали
С названьем удивительным: Литва.
Казалось, вот они — родные дали.
Тут всё, как дома: избы, дерева...
Ведь цели мы иной и не имели —
Литва кровоточила, тлела в нас.
Мы за нее громили цитадели,
И за нее на плаху шли не раз.
Не устрашась мучения любого.
Здесь головы мы клали, чтоб Литва
Янтарной птицей воспарила снова
И вечно оставалась бы жива...
Глаза нам затопило васильками.
Зелено-синий свет струила рожь...
И наземь мы упали, будто камни, –
Обросшие, оборванные сплошь...
Израненный лесок прикрыл нас тенью.
В степи замолкнул орудийный гром.
И слышно стало нам сердец биенье —
Сердец, окаменевших под огнем...
Стрельнула где-то веточка сухая.
Пчела впилась в сурепку. И тогда
Мы дятла по-солдатски услыхали:
Как будто автомат из-за куста...
И дятел вел борьбу — спасал деревья...
Мы поднялись. Расправилась трава.
Живи, Литва — российская деревня,
Жди нас, Литва — седая Летува...
Она Мицкявичюте
БЕРЕЗНЯК
Ударил березовый сок
в поднебесье—
Весеннего леса
веселая песня.
У каждого сердца —
свой праздник весенний.
Свой праздник любви,
и стихов, и цветенья.
Июньская роща —
зеленое время...
А все ж —
золотинки скорей бы
созрели!
В июле да в августе
зелень густеет.
Но тяга к осенней красе
все острее,
Украсить бы слово
мне золотом чистым
Из солнца,
что зреет в лесу
златолистом.
Альгимантас Пабиюнас
СОБОЛЕЗНОВАНИЕ
Казалось мне, в былом огне и я творил дела,
И пара пуль из-за угла наградой стать могла.
Казалось мне, что ты вдвойне являл в ту пору прыть —
Душой страдая помогал молебствия служить.
Теперь с улыбкою гляжу, как фразы бьют струей.
Бездельник я — ну просто жуть. Ты ж — деятель, герой.
Надеюсь, будь я нужен вновь — без дел бы не сидел,
И не тряслась бы мелко бровь, начнись опять обстрел.
Надеюсь, если б ты, как встарь, молебствия завел,
Я вновь тебя жалеть бы стал: сей жребий столь тяжел...
Владас Мозурюнас
В АТАКЕ
Через воронки, задыхаясь в дыме,
Под пулеметный треск, под минный вой
Горячие ребята, молодые,
Мы бросились вперед живой волной.
И он упал. И выпала граната.
И каска покатилась по земле.
На разогретой стали автомата
Оставил он сырой багряный след.
Лежал недвижно, строчкой пуль прошит.
Слова берег он — уходили силы.
— Меня приподнимите,— попросил он,
— Хочу увидеть, как фашист бежит!..
Виолета Пальчинскайте
МЕТЕЛЬ-ШАЛУНЬЯ
— Ты, метелица-метель,
ночью где легла в постель?
— По аллеям я кружила,
шубы, шапки, шарфы шила
для дубов и тополей —
стало им теперь теплей!
— Ой, метель, белым-бела!
Где же утром ты была?
— Прогулялась я по саду
и покрасила ограду!
— Где, метелица-метла,
днем творила ты дела?
— Шляпы я с голов сметала
и лохматила людей,
землю с небом я мешала,
чтоб дышалось веселей!
— Ох, проказница-метель!
Ждать ли вечером затей?
— Замету, запру пути —
завтра утром не пройти!
Владас Шимкус
ВИЗИТ К БОЛЬНОМУ
Вы, значит, живы? Что ж, приятный факт.
А то болтают люди языками...
Зачем опережать событья так?
Ведь не горит же с этими венками.
Заерзали вы, кажется, спиной?
А говорят — осталась вам неделя.
Верь медикам теперь! Обман сплошной.
Еще, пожалуй, встанете с постели...
Да-а, побелели, словно полотно, —
Не шутка в ожидании томиться.
Оно, конечно, все там будем. Но
Никто туда не хочет торопиться.
Надеюсь, разделили уж добро?
С формальностями много так мороки,
Зато — верней: ведь из-за всяких крох
Не станешь нарушать ваш сон... глубокий.
У вас в глазу — горячая слеза,
Но — ляжете под клен или осину,
И черная кручина, как рюкзак,
Не вам, а нам, живым, придавит спину.
Вы не исчезнете, в конечном счете,
А ягодкою к солнцу прорастете
Иль деревцем. И птички — «динь-дзивинь» —
На ваших ветках будут петь.
Аминь.
Пятрас Кейдошюс
ЯДОВИТОЕ ПИТЬЕ
В питье мне столько яду подливали
Те годы, где господствовал донос
И строился рабами замок грез
На почве, унавоженной словами.
И не понять до сей поры сполна,
Как вынесли мы эти времена.
Казалось, что прошло уж наважденье,
Надеждой переполнены умы.
Из лабиринта лжи выходим мы.
Подставив лица ветру возрожденья.
Над замками, что отстоять смогли,
Вознесся снова флаг родной земли.
Но вновь слюною брызжут пустозвоны,
Апостолы дерутся за посты,
И меж молебнов, полных суеты,
Пророки врут, взобравшись на амвоны.
...Вновь льют мне ядовитую бурду,
А чистого ключа все не найду.